На красный свет - [11]

Вагоны дернулись, и все на платформе двинулись за поездом, отчаянно махая руками и платками. Электричка свистнула и скрылась из виду. Умолкла музыка. Опустела платформа. Где же Титов? Не прыгнул ли он в электричку вслед за Гришей? Коля начал беспокоиться. Станционные часы показывали два часа пять минут. «Не уложимся», — мельком подумал Коля; дача, мама, машина, которая должна прийти за ними, — все это казалось так ужасно далеко, словно где-то в другом городе, за тысячи верст.

Со станции медленно выходили люди. Коля не сразу заметил Титова; на этот раз рядом с ним был лейтенант милиции в белом кителе. Он что-то говорил Титову, улыбаясь, Потом оба вскинули руки к головным уборам и обменялись рукопожатиями. И опять что-то стали говорить, так что Коля снова подумал: «Не уложимся!»

Но наконец Титов все же откозырял и побежал к мотоциклу.

— Порядок! — сказал он.

— Отправили Гришу? — сейчас же стала приставать Настя. — А тетю Даню видели?

— И тетю Даню, и тетю Лизу, и Гришу. И врач пионерлагеря здесь. Она обеспечит уколы.

Титов говорил будничным голосом, и не верилось, что это он мчал сюда через все препятствия, организовывал поиски в поселке, кидался в чужой дом на платок с розами…

Он деловито закрепил ремень на Насте, поправил на ней очки, сказал Коле: «Держись!» — и устроился сам на сиденье.

В это время две женщины, словно наперегонки, побежали через площадь. Первая была помоложе и полегче, она бежала, как спортсменка, легко отталкиваясь от земли. Вторая — постарше и грузнее — кричала на бегу:

— Стойте! Стойте!

— Тетя Даня! — заорала Настя ей в ответ.

Женщины добежали до мотоцикла. Лиза бросилась к Титову, тетя Даня стала обнимать Колю и Настю.

— Спасибо вам, голубчики… — сквозь слезы говорила она.

Коля не знал, куда деваться: ведь это он сказал, что Лавсан не кусачий.

Лиза между тем повторяла Титову:

— Уж не знаю, как вас и благодарить, ведь такое дело сделали. Никто бы не узнал… Никто…

Она все повторяла это слово — никто, и Коле представлялась длинная вереница людей, причастных к поискам Гриши.

— Да что вы, гражданка! Такая наша служба! — уже давая газ, бросил Титов. Он сделал круг и чертом вылетел с площади. — Мне в четыре заступать на дежурство! — объяснил он, и Коля понял, какое значение имело это его утешающее «уложимся».

Коля и Настя подъехали к своей даче всего за несколько минут до прихода машины из Южного. Ничего не подозревая об их приключениях, шофер Петя закричал:

— Да вы уже совсем готовы? Вот молодцы! А ваша мама сказала, что вы копухи!

Гроза прошла стороной. Где-то далеко на западе сверкали молнии, оттуда шли черные тучи, постепенно растворяясь в голубизне неба, словно кто-то там вверху закрашивал светлым серые блики, ползущие с запада. Еще стоял день, но в воздухе уже чувствовалась близость вечера. С реки потянуло сыростью.

Коля увидел связанные верхушки удилищ, медленно двигающиеся над оградой: это шел на вечернюю зорьку Титов-рыбак. Коля побежал к калитке.

— Пошли? — предложил Титов.

— Сейчас, удочки захвачу.

Они идут к реке, говоря о том о сем. О том, что жаль, нет дождика: в дождик лучше ловится. О том, что свежий мотыль на исходе. О том, что сосед поймал — вот диво! — леща на блесну. Есть вот лещи-хищники!

Коля смотрит на крупно вырезанный профиль своего спутника и видит Титова в том, другом его облике, настороженного, меряющего глазами Неширокие брусья высоко над мелкой рекой… И слышит тот молчаливый их разговор. Но он ничего обо всем этом не говорит. Ничего не вспоминает. И вообще ничего особенного они не говорят. Но Коле кажется, что это у них и есть настоящий мужской разговор.

Обвал

Эта девочка боялась высоты. Боялась, и все тут.

Но выяснилось это не сразу — вот что было ужасно. Сначала Халима, не чуя беды, ввязалась в это дело — подготовку к прыжкам. Она в самом деле хотела стать парашютисткой. Почему бы нет? Она отлично занималась легкой атлетикой, бегала, плавала. Не то чтобы рекордсменка, но не хуже других. И, когда стали записывать в кружок парашютизма, она записалась тоже.

И пошло, и пошло… Учили сперва на земле. Наука была нехитрая. Тебя усаживают на петлю, болтающуюся на крюке, вбитом в потолок. Ты сидишь в этой петле довольно высоко над полом и делаешь руками и ногами всякие движения. Руками надо регулировать падение, разбирая и подтягивая стропы сообразно направлению ветра, чтобы не сдуло с курса. Ноги следует согнуть в коленях, носки чтобы смотрели вниз, — это ослабит толчок при встрече с землей. Еще надо уметь быстро и ловко избавиться от парашюта при приземлении… Словом, там в воздухе столько работы, что некогда пугаться.

В воздухе! Доберись-ка до этого воздуха!

Начались прыжки с вышки.

— По-шел! — коротко и резко командует инструктор.

Но Халима ни с места!

Она чувствует, как дышит ей в затылок следующий по очереди. И только что плавно оттолкнулась ногами от площадки Нора Зурабова.

Халима ни с места.

Все внизу, в голубом мареве, вертится, плывет, грозится, страшит…

И от отчаяния, от слабости, от стыда… она делает шаг вперед.

— Я не могу прыгать… Не могу, я боюсь высоты, — плача, говорит она уже на земле.

— Но ты же прыгнула! — удивляется инструктор.