На королевском пороге - [3]
Второй калека. Пусть, кто хочет, изнуряет свои кости голодом, а мы-то помним, зачем Господь дал человеку желудок.
Мэр. Все замолчите. Я вспомнил. Король, говорят, настроен весьма благосклонно, и у нас есть все основания думать, что он собирается отдать нам пастбищные угодья, в которых мы так нуждаемся. Подумать только, нашим косарям приходится ножом срезать траву между камнями! Мы просим лишь разумного. Мы просим, чтобы ты ради блага города сделал то, чего желает Король, и тогда он, вероятно, сделает то, чего желаем мы. Разве это не разумно?
Шонахан. О, разума здесь хоть отбавляй. Но седые волосы твои поредели и зубов во рту осталось совсем немного. Как получилось, что ты прожил на земле так много, а понял так мало?
Брайан(стараясь оттащить Мэра в сторону). Что толку в говорении – разве они не уговаривали его весь день? Неудивительно, что он устал от всего этого. Я разложил перед ним пищу.
Мэр(отпихивая Брайана). Не торопи меня. Не много же ты уважения выказываешь своему городу; убирайся! (Шонахану.) Нам не хотелось бы, чтобы ты думал, что эти наши доводы, как бы вески они не были, перевешивали в наших умах желание, чтобы человек, которым мы так чтим, гордость нашего города, был жив и здоров. Оттого мы просим тебя уступить в том, что, в конце концов, не представляет никакой важности, не бередить себя понапрасну и позволить нам и дальше тобой гордиться. (Довольный своей речью, заканчивает и садится.)
Брайан. Поешь, хозяин, это не королевская еда, состряпанная для всех и никого. Вот овсяные лепешки из нашей домашней печи, вот морской салат из Дураса. Он из красных водорослей, хозяин, очень полезный и приятно пахнет морем. (Берет в одну руку лепешку, в другую миску с салатом и всовывает в руки Шонахана. Чувствуется, что тот тронут.)
Первый калека. Он взял еду и сейчас все прикончит.
Второй калека. Нет, ему не того нужно. На что кошке – мед, собаке – пшеница, а призраку с погоста – желтое яблочко?
Шонахан(отдавая пищу обратно Брайану). Поешь сам, старик, ты совершил далекий путь и, может быть, ничего не ел в дороге.
Брайан. Как я мог есть, когда мой хозяин умирает с голоду? Это все послал твой отец. Он плакал оттого, что из-за ржавчины в коленях не мог прийти сам, и просил передать тебе, что он стар и нуждается в твоей заботе, что соседи будут показывать на него пальцем и он не сможет поднять голову от стыда, если ты сам отвергнешь милость Короля, что он заботился о тебе, когда ты был юн, и будет справедливо, если ты позаботишься о нем теперь.
Шонахан. А что велела передать моя мать?
Брайан. Ничего. Как только ей рассказали, что ты решил уморить себя голодом или вернуть древнее право поэтов, она сказала: «Уговоры не помогут. Мы не переубедим его». Потом она вошла в дом, легла на кровать и отвернула лицо к стене. (Пауза.) Вот голубиные яйца из Дураса, а вот – из-под наших собственных кур.
Шонахан. Значит, она ничего не велела передать. Наши матери знают про нас всё. Они знали это прежде, чем мы родились, вот почему они понимают нас лучше, чем возлюбленные, на груди у которых мы засыпаем. Возвращайся и скажи, что моя мать права – права, потому что она меня знает.
Мэр. О чем это он? Вот и пойми этих поэтов; овца проблеет – и то понятнее. (Поднимается и подходит к Шонахану. Тот отворачивается.) Ты, может быть, не слыхал, сколько скотины перемёрло в эту зиму, когда тебя не было дома, а все оттого, что сена не хватило, и люди болели, потому что им пришлось всю зиму есть соленую рыбу.
Брайан. Все выложил? Если больше ничего за пазухой нет, так ступай.
Мэр. Что это значит – меня гонят? Вот как ты со мной разговариваешь! Будто я не мэр? Будто я не власть? Будто я не во дворце Короля? А ну, отвечай.
Брайан. Тогда объясни народу, как поступает этот Король, – искореняет старые обычаи, старые законы, старые права.
Мэр. Святой Кольман, что он такое несет!
Первый калека. Вот что делает Король, и ты того же хочешь.
Второй калека. Загадить Святой источник.
Первый калека. Зажарить рыбку счастья.
Второй калека. И сунуть ее к себе в карман. А ведь она должна исцелять увечных.
Мэр. Как вы смеете произносить его имя своими мерзкими губами, как вы смеете бранить Короля?
Брайан. А как вы смеете хвалить его? Не позволю хвалить того, кто ограбил моего хозяина.
Мэр. А разве у него нет такого права? Мог бы и голову снести твоему хозяину, разве он не король? Его воля – снести башку хоть тебе, хоть мне! То-то. Да здравствует Король! За то, что еще не снес нам башки! Кричи: да здравствует король!
Брайан. Кричать за здравье короля?
Следующие пять речей произносятся ритмической прозой, иногда переходящей в пение.
Мэр
Первый калека
Второй калека
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — классик ирландской и английской литературы ХХ века. Впервые выходящий на русском языке том прозы "Кельтские сумерки" включает в себя самое значительное, написанное выдающимся писателем. Издание снабжено подробным культурологическим комментарием и фундаментальной статьей Вадима Михайлина, исследователя современной английской литературы, переводчика и комментатора четырехтомного "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла (ИНАПРЕСС 1996 — 97). "Кельтские сумерки" не только собрание увлекательной прозы, но и путеводитель по ирландской истории и мифологии, которые вдохновляли У.
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – великий поэт, прозаик и драматург, лауреат Нобелевской премии, отец английского модернизма и его оппонент – называл свое творчество «трагическим», видя его основой «конфликт» и «войну противоположностей», «водоворот горечи» или «жизнь». Пьесы Йейтса зачастую напоминают драмы Блока и Гумилева. Но для русских символистов миф и история были, скорее, материалом для переосмысления и художественной игры, а для Йейтса – вечно живым источником изначального жизненного трагизма.
Эта "нравоучительная пьеса" была написана Йейтсом для созданного им театра в 1897 году. Она осмеивает современную "ложную мудрость".
Эта пьеса погружает нас в атмосферу ирландской мистики. Капитан пиратского корабля Форгэл обладает волшебной арфой, способной погружать людей в грезы и заставлять видеть мир по-другому. Матросы довольны своим капитаном до тех пор, пока всё происходит в соответствии с обычными пиратскими чаяниями – грабёж, женщины и тому подобное. Но Форгэл преследует другие цели. Он хочет найти вечную, высшую, мистическую любовь, которой он не видел на земле. Этот центральный образ, не то одержимого, не то гения, возвышающегося над людьми, пугающего их, но ведущего за собой – оставляет широкое пространство для толкования и заставляет переосмыслить некоторые вещи.
Пьеса повествует о смерти одного из главных героев ирландского эпоса. Сюжет подан, как представление внутри представления. Действие, разворачивающееся в эпоху героев, оказывается обрамлено двумя сценами из современности: стариком, выходящим на сцену в самом начале и дающим наставления по работе со зрительным залом, и уличной труппой из двух музыкантов и певицы, которая воспевает героев ирландского прошлого и сравнивает их с людьми этого, дряхлого века. Пьеса, завершающая цикл посвящённый Кухулину, пронизана тоской по мифологическому прошлому, жившему по другим законам, но бывшему прекрасным не в пример настоящему.
Действие романа известного кубинского писателя конца XIX века Рамона Месы происходит в 1880-е годы — в период борьбы за превращение Кубы из испанской колонии в независимую демократическую республику.
В книгу вошли произведения Анатоля Франса: «Преступление Сильвестра Бонара», «Остров пингвинов» и «Боги жаждут». Перевод с французского Евгения Корша, Валентины Дынник, Бенедикта Лившица. Вступительная статья Валентины Дынник. Составитель примечаний С. Брахман. Иллюстрации Е. Ракузина.
«В одном обществе, где только что прочли „Вампира“ лорда Байрона, заспорили, может ли существо женского пола, столь же чудовищное, как лорд Рутвен, быть наделено всем очарованием красоты. Так родилась книга, которая была завершена в течение нескольких осенних вечеров…» Впервые на русском языке — перевод редчайшей анонимной повести «Геммалия», вышедшей в Париже в 1825 г.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
Целый комплекс мотивов Достоевского обнаруживается в «Исповеди убийцы…», начиная с заглавия повести и ее русской атмосферы (главный герой — русский и бóльшая часть сюжета повести разворачивается в России). Герой Семен Семенович Голубчик был до революции агентом русской полиции в Париже, выполняя самые неблаговидные поручения — он завязывал связи с русскими политэмигрантами, чтобы затем выдать их III отделению. О своей былой низости он рассказывает за водкой в русском парижском ресторане с упоением, граничащим с отчаянием.