На королевском пороге - [2]

Шонахан

Я начинаю узнавать твой голос.

Скажи еще, когда умрет искусство,

Что будет с миром?

Старший ученик

Коль оно умрет,

Мир без искусства станет, словно мать,

Что, глядя на уродливого зайца,

Родит ребенка с заячьей губой.

Шонахан

И я тебя еще потом спросил

(Припомни, коли ты есть ты), как должно

Хранить поэзию, – и ты сравнил

Ее с ценнейшими из всех вещей,

Какими Небо одарило Землю.

Старший ученик

Я отвечал, как ты меня учил:

Ее хранить должны мы беззаветно,

Как племя Даны бережет свои

Четыре клада, как король Грааля –

Святую Чашу, как Единорог –

Волшебный камень у себя во лбу, –

Чтоб кровь свою пролить без колебанья,

Как сладкое вино… А, понимаю!

Меня ты хочешь устыдить сейчас

Моими же словами. Но, Учитель,

Речь только о Совете Королевском:

Как может этакий пустяк затронуть

Достоинство поэзии?

Шонахан

В тот раз,

На Сретенье, поэзию отнес ты

К тем уязвимым Божьим чудесам,

Что не выносят унижений.

Старший ученик(другим ученикам)

Верно.

Что я скажу? В тот раз он называл

Двор отраженьем мира, самым первым

Его пригожим детищем, и, значит,

Всё то, что делается при Дворе

Тотчас же проникает в мир – благое,

Как и дурное. Как ему ответить?

Какой нелживый довод подыскать?

Младший ученик

Скажи, что музыка его нужна

Всем любящим ее.

Шонахан

Я и тружусь

Для них – тех, что вот-вот должны родиться

И, внемля няньке, голос обрести –

Чтоб даже гнев звучал как звуки арфы.

Но где им взять величье, если я

Не приготовил золотую зыбку?

Младший ученик(бросаясь к ногам Шонахана)

Зачем меня увел ты от родных,

От пастбища отцовского и поля?

Зачем мне в уши музыку вложил?

Куда пойду я, дважды обездолен –

В невыносимый крик и шум мирской?

Я брошу наземь и трубу, и арфу.

Зачем играть и петь с разбитым сердцем,

Учительской не слыша похвалы?

Шонахан

Чего еще ты от поэтов ждал,

Как не печали? Замолчи и слушай.

Суровые ступени эти – школа,

В которой буду я тебя учить.

Запомни: даже на руинах мира

Поэзия пребудет петь, ликуя;

Она – как расточающая длань,

Как треснувший стручок, как радость жертвы

В святом огне, как Божий смех во мгле.

Но смех умолк в ушах… Мне одиноко,

И слезы жгут…

Младший ученик

Не умирай, Учитель!

Старший ученик

Молчи, не беспокой его напрасно

Словами жалкими. Одно осталось –

Пойти и поклониться королю,

Что он вернул отобранное право.

Пойдем, дружок, со мной. И будь, что будет.

(Поднимает Младшего ученика)

Преклоним перед королем колени.

Оставьте здесь лежать рожки и арфы.

Отправимся в молчании, ступая

Неслышным шагом, головы склонив,

Как подобает глубоко скорбящим.

Все по очереди слагают на ступени свои инструменты и выходят друг за другом медленно и торжественно. Входят Мэр, двое Калек и Брайан, старый слуга. Мэр, чье бормотание предшествовало его появлению, пересекает сцену перед Шонаханом и останавливается по другую сторону ступеней. Брайан достает еду из корзинки. Калеки наблюдает за ним. Мэр держит в руке жезл, покрытый огамическим письмом.

Мэр(пересекая сцену). «Величайший поэт, почетный гражданин, пастбищные угодья…» Главное, ничего не перепутать. «Почетный, величайший, угодья…» Тут у меня на жезле все записано чертами и резами. И все-таки надо повторить еще раз: «Почетный, пастбищный… это разумно…» (Продолжает тихонько бормотать себе под нос.)

Первый калека. Так и надо этому Королю, если Шонахан навлечет на него несчастье! Что такого в этом короле особенного? Он такой же, как все смертные, и вот надо же – позволяет себе менять старые обычаи, которыми люди жили испокон века.

Второй калека. Если бы я был королем, я бы не стал связываться с человеком, складывающим стихи. Есть в них что-то неладное. Знавал я одного такого, который из года в год складывал стихи, сидя на развилке дорог под кустом боярышника, так что в конце концов весь боярышник на дороге, от Инчи до Килтартана, увял и засох, а ведь он был такой же оборванец, как и мы.

Первый калека. У тех, кто складывает стихи, есть власть не от мира сего.

Мэр. Можно сказать, я наполовину готов.

Первый калека. Не тот ли это, который говорил тебе о благодатном источнике? И о маленькой святой рыбке?

Мэр. Потише, вы!

Второй калека. Ну, конечно, это был он.

Первый калека. О рыбке, которая высовывается из воды и исцеляет калек?

Второй калека. Высовывается раз в семь лет.

Мэр. Итак, я почти готов.

Брайан. Я бы никогда не пожелал Королю никакого зла, если бы не мой хозяин…

Мэр. И ты тоже тише!

Брайан … который решился умереть, чтобы отомстить ему. Вот, я раскладываю для него пищу, но если он и в этот раз ее не тронет, я вернусь домой и начну готовить еду для поминок, ибо до этого уже рукой подать.

Мэр. Теперь моя очередь говорить.

Брайан. Пожалуйста, только покороче.

Мэр(подходя к Шонахану). О величайший поэт Ирландии, перед тобой мэр твоего родного города Кинвары. Я пришел сказать тебе, что слухи о твоем споре с Королем Горта повергли нас в великую печаль, отчасти из-за тебя, почетный гражданин нашего города, отчасти из-за самого города. (Чешет в затылке, потеряв нить речи.) Что там дальше? Кажется, что-то о Короле…

Брайан. Продолжайте. Я разложил перед ним еду; может быть, когда вы закончите, он поест что-нибудь.

Мэр. Не торопи меня.

Первый калека. Дай мне кусочек. Твой хозяин не обидится.