На холодном фронте - [3]

И сейчас я отчетливо представляю себе его моложавое лицо с седой маленькой бородкой, живыми, проницательными глазами. Несколько сутулясь, нерасторопно он пробрался к эстраде на трибуну.

— Товарищи! — заговорил он взволнованно, обводя глазами переполненный зал. — Настал день борьбы за нашу Родину! Товарищ Молотов сегодня в своем историческом обращении по поручению Советского Правительства и его главы товарища Сталина сказал, что не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападением зазнавшегося врага. Давайте оглянемся на историческое прошлое нашей великой и многострадальной матушки-Руси. И Чингис-Хан, и Батый, и Мамай полосовали нашу родную землю. Но выдюжил наш народ. Силой своего оружия прославил себя, избавился от рабства. Иван Грозный вывел Русь в люди, показал ее всей Европе и сказал — вот полюбуйтесь, какая держава из удельных княжеских лоскутьев вышла!

В начале семнадцатого века поляки, литовцы лезли на священную русскую землю, жгли села и города, грабили и убивали население. Вышла Россия и из этой беды, у насильников же оказалось рыло в крови.

Через сто лет надменный король шведский Карл XII, собрав войска, напал на нашу Родину. Петр Великий возглавил русское воинство и одержал блестящую победу. Карл постыдно бежал, потеряв свою армию, и заказал своему потомству никогда не ворошить Россию!.. Еще через сто лет прославленный полководец Наполеон с несметной силой нагрянул на русское государство и, вы знаете, как солдаты Кутузова вышвырнули его за пределы нашей Родины. А еще через сто лет, в девятьсот четырнадцатом, вильгельмовская Германия напала на Россию. Эта война обернулась Октябрьской революцией. Наша Родина обновилась и окрепла, как никогда!..

Есть аравийская легенда о мифической птице-фениксе; эта птица раз в столетие сгорала на костре, но из пепла рождалась вновь и своей красотою и силой удивляла всех. Подобно фениксу наша славная великая Родина возрождалась из всех бедствий и испытаний. Так ужели проклятый тирольский шпик Гитлер может загубить феникса!

— Нет! — послышались дружные голоса в зале, — не бывать этому!

2. Вдали от боев

Первое, что бросилось мне в глаза, когда я сошел с поезда в Архангельске, — военная сутолока, охватившая город. Повсюду строились бомбоубежища. Кое-где на перекрестках вблизи областных учреждений возводились укрепления на случай возможной высадки десанта парашютистов. На крышах зданий поспешно устанавливались спаренные зенитные пулеметы. Окна пестрели наклеенными полосками бумаги. В центре города перекрашивали и маскировали дома. Несмотря на то, что город находился на довольно почтительном расстоянии от фронта, он готовился к отпору. И все сознавали, что эти предосторожности не излишни.

Придя домой, едва успев поздороваться с женой и сыном, я спросил, есть ли мне повестка о призыве в армию.

Жена подала пакет, полученный ровно через час после вчерашнего выступления товарища Молотова.

Через несколько часов я уже надел военную форму. Летняя хлопчатобумажная гимнастерка с тремя квадратами в петлицах плотно обтягивала мои тучноватые плечи. На солдатском ремне сбоку висел в новой кожаной кобуре наган. Кожаные с широкими голенищами сапоги обещали послужить не менее как до конца войны. Такие сапоги радуют солдата: ни в сырость, ни в холод не подведут!..

Белье, два полотенца, носовые платки, кружку, котелок, — все это я сложил в вещевой мешок. Такие сборы для меня не были новинкой. Ежегодно, за последние пять — шесть лет, мне доводилось проходить боевую подготовку в военных лагерях. Один лишь незначительный предмет, выданный вместе с обмундированием, оружием и снаряжением, свидетельствовал, что нынешние «сборы» совсем не те. Это был обыкновенный медальон в виде пластмассовой трубочки, в которую вкладывалась узкая полоска бумаги. Я записал на этой полоске адрес своей жены.

— Пустяшная вещичка, а наверно многих наводит на мрачные размышления? — спросил я расторопного старшину, выдававшего медальон.

— Не знаю, кого как. Между прочим, в этой трубочке очень удобственно иголки хранить, — деловито заметил опытный старшина.

Однако на настоящую войну я попал не сразу, к моему великому разочарованию.

Мне было приказано временно работать в одном из отделов штаба. Когда отправят на фронт, — было неизвестно.

Потянулись дни за днями. Поступили тревожные вести об отходе наших войск. Эшелон за эшелоном — пополнения отправлялись на запад. Враг напирал в трех направлениях — на Ленинград, на Москву, на Киев.

Из Лондона в Архангельск с военной и дипломатической миссией прибыли две громадные летающие лодки. Вскоре за ними в северные порты пришли первые караваны кораблей с военными грузами. Отрадно было смотреть, как с севера в глубь страны двинулись поезда, груженные танками, моторами, самолетами.

Однажды, провожая меня на работу в штаб, жена сказала:

— Вчера я встретила Кисельникову, ее дочурка учится в нашей школе, а мужа ты должен знать, завмаг и твой земляк. Он с тобой недавно до Вологды в одном вагоне ехал. Так вот эта Кисельникова встретила меня такая веселая и говорит: — «Мой Коля растратил десять тысяч, и его уже осудили на пять лет принудительных работ». Я спрашиваю: — чего ты радуешься? — Она говорит — «За пять лет, глядишь, война кончится, Колю не побеспокоят, жив останется». Ну, не сволочи ли?