На грани тьмы и света - [17]

И тень носилок

У стены.

Дверной проем,

Глухой и черный, —

Как зов старушечьего рта,

И солнцем

Косо освещенный

Порог —

Как смертная черта.

И, глядя пристально

И слепо,

Меж сосен девочка пошла.

В руке,

Распертая нелепо,

Авоська стала тяжела.

А тот,

Что вынес весть навстречу,

Не отводил усталых глаз

И ждал:

Вот-вот заплачут плечи,

Сутулясь горько и трясясь,

Но парк укрыл ее поспешно,

Давая втайне перейти

Ту грань,

Откуда к жизни прежней —

Наивно-детской —

Нет пути.

1968

«Заняться как будто и нечем…»

Заняться как будто и нечем.

Вот лестницу он смастерил.

Ведь жизнь оставляет под вечер

Немного желаний и сил.

И тихо — ступень

   за ступенью —

Он стал подниматься туда,

Где пенье, морозное пенье

Над крышей несли провода.

А все, что отринуто, глухо

Замкнули четыре стены.

Там как изваянья недуга —

Подушка и ком простыни.

И встал он — высоко,

   высоко —

Не краткий закат подстеречь,

А холод незримого тока

У самых почувствовать плеч,

Увидеть в каком-то наитье

(Как будто провел их не сам)

Вот эти смертельные нити,

Ведущие к первым огням.

Ну что же, теперь не в обиде:

В порыве желаний простых

Огонь на поверке увидел

И что осветил он — постиг.

Но старое сердце дивилось:

И в счастье есть горький удел —

И выше бывать приходилось,

А что-то навек проглядел.

1968

«И луна влепилась в лоб кабины…»

И луна влепилась в лоб кабины,

И легла за плугом борозда.

Взрезывай тяжелые глубины,

Думай, что там было и когда.

Не враждует прах с безгласным прахом,

Где прошли и воды и лучи,

И не глянет в небо черным страхом

Борозда, рожденная в ночи.

И вдали от суетного стана

Вдруг возникнет, как из-под земли,

Скорбная торжественность тумана

В память тех, что раньше здесь прошли.

Пусть они живому не ответят,

Пусть туман, как привиденье, — прочь,

Ты вернешься к людям на рассвете,

Но не тем, каким ушел ты в ночь.

1968

«Мать наклонилась, но век не коснулась…»

Мать наклонилась, но век не коснулась,

Этому, видно, еще не пора.

Сердце, ты в час мой воскресный проснулось —

Нет нам сегодня, нет нам вчера,

Есть только свет — упоительно-щедрый,

Есть глубиной источаемый свет,

Незащищенно колеблясь без ветра,

Он говорит нам: безветрия нет.

Мать, это сходятся в сердце и в доме

Неразделимые прежде и вновь,

Видишь на свет — в темножилой ладони

Чутко и розово движется кровь.

Видишь ли даль, где играют, стремятся,

Бьются о стены и бьют через край,

Реют, в извилинах темных змеятся

Мысли людские… Дай руку. Прощай.

1969

«…Да, я нечасто говорю с тобой…»

Н. Б.

…Да, я нечасто говорю с тобой,

И, кажется, впервые — слишком длинно.

Здесь ветер, долгий, жаркий, полевой,

Идет спокойно ширью всей равнины.

И вот, встречаясь с ветром грудь на грудь,

Себе кажусь я грубым и плечистым.

И я, и он на стане где-нибудь,

Мы оба пахнем, словно трактористы,

Дымком, соляркой, тронутой землей,

Горячей переломанной соломой.

Здесь жизни ход — нагруженный, иной

(И, может статься, чересчур земной),

Чем там, где люди сеют в мире слово,

А пожинают — впрочем, что кому.

Те два посева сравнивать не ново

И не всегда разумно — потому

Давай с тобой доверимся на слово

В стихии — чувству, в остальном — уму,

И даже если все смешает ветер,

Как этой жизни — отдаюсь ему.

1970

«В ковше неотгруженный щебень…»

В ковше неотгруженный щебень,

Как будто случилась беда.

В большой котловине от неба

Глубокой казалась вода.

К холодной и чистой купели

Сходил по уступам мой день,

И грани уступов горели,

Другие — обрезала тень.

Я видел высокую стену,

Что в небо и в воду ушла,

И росчерком — белую пену,

Что ярко к подножью легла.

Я слышал, как звонче и чаще —

Невидимый — камень стучал,

Обрушенный днем уходящим,

За ним он катился в провал.

В паденье ничто не боролось,

Лишь громко зевнула вода, —

И подал призывный свой голос,

И подал я голос тогда.

И грозным иссеченным ликом

Ко мне обернулась стена,

С вниманьем таинственно-диким

Его принимала она.

А голос в пространстве вечернем,

Какою-то силой гоним,

Метался, — огромный, пещерный,

Несходный с ничтожным моим.

И бездна предстала иною:

Я чувствовал близость светил,

Но голос, исторгнутый мною,

Он к предкам моим восходил.

1970

«Черная буря идет по земле…»

Черная буря идет по земле —

Буря с востока.

След твоих губ на мохнатом стекле

Смотрит оттаявшим оком.

Были когда-то и ночи, и дни,

Только и вспомнишь,

Видя, как тьму эту стрелки одни

Делят на полдень и полночь.

Кто там в проталину взглядом проник —

Смелость иль робость?

Чьи это скулы обрезал башлык,

Обледенело коробясь?

Жарко в стекло выдыхает гонец

Мячики пара:

Милая, скоро ли будет конец?

Ждет в седловине отара…

Сбрось-ка тугие наушники прочь!

Зябко и зыбко…

Если прогнозом нельзя, напророчь

Солнце — хотя бы улыбкой…

Только не той — никому и для всех,

Вспыхни другою —

Ляжет к ногам твоим черный мой снег

В оцепененье покоя.

1970

Рассвет

1

Пройдя сквозь ночь, я встретил рано

Рассвет зимы лицом к лицу.

Рассвет работал — поскрип крана

Шел в тон скрипящему крыльцу.

Над грудой сдвинутого праха,

Как ископаемое сам,

Скелет гигантского жирафа

Явив земле и небесам.

Кран с архаичностью боролся,

Крюком болтая налегке,

А после — пирамиду троса

Неся сохранно на крюке.

От напряженья бледно-синий,

Воздушный с виду в той судьбе,

Стальной пронзительностью линий

Он поражал ее в себе.

2

А кто там в будке — тот ли, та ли,

Душа ль, в которой — высота?