На этот раз - [3]

Шрифт
Интервал

- Граждане судьи! Батиашвили и его сообщникам нет оправдания. Но я взываю к вашей человеческой мудрости. К вашим общественным инстинктам. Я хочу сказать, что вину Батиашвили все же смягчают некоторые обстоятельства. Требование прокурора не считаться с обстоятельствами негуманно.

Раньше речи в защиту молодых преступников я начинал словами: к сожалению, юноша не знал своего отца. Он не знал своей матери. Он рано остался один.

Теперь я все чаще говорю иначе. Я говорю: к сожалению, юноша знал своего отца и знал свою мать. Он знал их дела и знал их слова. Он видел их на людях и дома. Он знал их желания и их устремления. Но что же это были за желания? И что это были за устремления?

К добру?

То, что он видел дома, он видел, конечно, и на улице. Этого оказалось достаточно, чтобы получить ущербное и порочное представление о нашем мире.

Второе. Батиашвили имел все. При минимуме культуры и максимуме энергии иметь все означает только одно: не иметь ничего. Но думать при этом, что ты живешь в раю. Это ощущение взрослого обывателя. Но молодого обывателя тянет еще и в ад.

Потянуло и Батиашвили. Он пришел к тем, кто его принял. Молодому человеку предложили дело. Дело было рискованным. Но оно открывало новые, поразительные возможности - иметь не просто все, а иметь больше всех.

Граждане судьи! Мы знаем: механизм ненасытности - худший из наших внутренних механизмов. Но работает, как самозаводящиеся часы-автомат. Хочешь выжить, остаться человеком - сыпни в механизм песка. Механизм застопорится. Или сломается вообще. Этого не знал Батиашвили. Он его смазывал. Он смазывал, поэтому что видел: смазывают почти все. Чего же мы хотим?

Батиашвили - преступник. Он виноват. Но часть его вины нам надо взять на себя. Пусть это будет первый пример справедливости. Второй - за ним самим. Надежды живут даже у могил - поверим древним.

В заключение личный, не адвокатский вопрос. Как и все в природе, критерии добра непостоянны. Они меняются. С чем же сравнивать? На что рассчитывать? На совершенство? Но совершенства достичь нельзя - его можно только объявить.

Можно, конечно, равняться на добро, которое было, так сказать, достигнуто вчера. То есть на лучшее добро. Но лучше добра, которое ты познал лично - неважно, вчера или сегодня, - не бывает.

Как же быть? Может быть, прокурор прав: закон - это добро. Но критерий добра все же зло. Нет?


ПОЕДИНОК


Голова Батиашвили снова появилась над забором. Пуля тут же ударила в землю - Роман едва успел ответить. Новая пуля - пятая - просвистела над правым плечом.

В нагане семь пуль. После первого выстрела Роман подумал: «Шесть - мои». После второго. «Пять - мои». Теперь, после пятого: «Две - мои».

Боль в ноге становилась невыносимой. Боль - главная проблема. Наверное, сиюминутная, мгновенная смерть и продолжительная боль никогда не сравняются. Разные масштабы: смерть едва заметна, а боль едва обозрима.

«Две - мои».

Он стремительно переместился.

Начинался дождь. Роман не смотрел на часы. Ничего не должно отвлекать. Время скользило по кругу. Мир сузился до нескольких метров. Перед глазами - каменный забор. За забором - преступник. Вот и весь мир. Он должен поймать преступника. Он должен его обезвредить и передать в руки правосудия. Это главное, что он должен сделать. И на все другое ему было наплевать. Но им все больше овладевали обычные человеческие эмоции: ярость, ненависть, жажда мести. Его расстреливали в упор. Его гоняли, как зайца по голому полю. За каменным забором был не просто преступник - враг общества. Это был уже и его личный смертельный враг.

«Две - мои».

Правую руку с пистолетом Роман не опускал ни на секунду. Низко пригнувшись - ближе и ближе к забору. Ближе к своему возможному убийце. Чтобы отомстить. Чтобы уничтожить. Чтобы уничтожить лично.

Голова Батиашвили мелькнула над забором. Роман, прыгая, упал. Пуля прошла рядом со щекой - он почувствовал ледяной ожог. Шестая!

«Одна - моя».

Острая боль в ноге лишила его последней осторожности. Он бросился к забору. В этот момент и раздался седьмой выстрел. Мимо? Он бежал. Значит, мимо. Он ничего не ощутил. Значит, мимо. В него не попали - наверняка мимо!

Конец?

Он добежал до края забора. Выскочил на внутреннюю площадку, поросшую бурьяном. Замер как вкопанный: Батиашвили лежал лицом в грязь в канаве. Рука с наганом торчала, как коряга.

«Убил сообщник? - подумал Роман. - Пристрелил и сбежал?» Но сообщник сбежал раньше.

Роман крикнул:

- Брось наган!

Рука Батиашвили разжалась. Живой.

Роман прыгнул. Он вдавил врага в грязь. Ему было все равно - ранен тот или только притворялся. Пристрели его - и расплатишься за все! Возьми его голову за патлы и разбей ее о землю! В кармане еще восемь пуль - целая обойма для ТТ.

Всади их все в него - твое право: он выстрелил первым и расстреливал потом тебя в упор…

- Кто тебя? - спросил он, задыхаясь от ярости. - Дружок?

- Сам, - прохрипел Батиашвили.

- Зачем?

- Все равно бы прикончили…

- С чего взял? - спросил Роман, ослабляя хватку.

- Я знал, что полковник умер.

- А то, что ты хотел прикончить меня, не в счет? Батиашвили не ответил. Он застонал и закрыл глаза. И


Еще от автора Геннадий Николаевич Бочаров
Жизнь и миг

Книгу составили репортажи журналиста Геннадия Бочарова, публиковавшиеся в последнее время в «Комсомольской правде». Они рассказывают о подвигах, героизме наших молодых современников, о мужестве людей в исключительных обстоятельствах. Герои книги — это стюардесса Надя Курченко, кинооператор Константин Ряшенцев, шофер Василий Головнин, спасший хлеб от пожара, летчики, предотвратившие гибель пассажирского самолета, и многие другие прекрасные люди, которые не дрогнули, столкнувшись с опасностью.


Рекомендуем почитать
Астраханский вокзал. Пять дней и утро следующего

Объявления о том, что "железная дорога является зоной повышенной опасности", ныне привычны всем пассажирам. Несколько десятилетий назад их не произносили, но сути это не меняло, потому что к вокзалам и поездам во все времена тянуло преступников всех мастей. На пути у них вставали сотрудники транспортной милиции, такие как инспектор Денисов - герой давно полюбившихся читателю произведений одного из наиболее известных мастеров отечественной остросюжетной литературы Леонида Словина.Содержание:Астраханский вокзалПять дней и утро следующего.


Сусикоски и Дом трех женщин

Роман Маури Сариола «Сусикоски и Дом трех женщин» — традиционный детектив с убийствами, совершаемыми из-за наследства.


В душной южной ночи

Сценарий «В душной южной ночи» написан Стерлингом Силлифантом по мотивам книги писателя Джона Белла, создавшего серию романов о негре-сыщике Вирджиле Тиббсе. Однако книга и фильм — совершенно различные произведения. Вирджил Тиббс у Джона была очень близок однотипным, популярным в литературе 30-х образам сыщиков. В сценарии Стерлинга Силлифанта герой картины — личность, переживающая жестокие штормы и бури современной Америки с ее, как всегда, остростоящей негритянской проблемой. Тиббса играет Сидней Пуатье — первый актер-негр, получивший высшую американскую кинопремию — «Оскар» за исполнение главной роли в знакомом советскому зрителю фильме Стэнли Креймера «Не склонившие головы».


Безмолвные женщины

У писателя Дзюго Куроивы в самом названии книги как бы отражается состояние созерцателя. Немота в «Безмолвных женщинах» вызывает не только сочувствие, но как бы ставит героинь в особый ряд. Хотя эти женщины занимаются проституцией, преступают закон, тем не менее, отношение писателя к ним — положительное, наполненное нежным чувством, как к существам самой природы. Образ цветов и моря завершают картину. Молчаливость Востока всегда почиталась как особая добродетель. Даже у нас пословица "Слово — серебро, молчание — золото" осталось в памяти народа, хотя и несколько с другим знаком.


Слепые тоже видят

Вы любите алмазы, господа (и особенно дамы)? А что вы скажете об алмазе весом в тонну? Такую штуковину, конечно, не используешь в качестве пресс-папье для мемуаров. Но зато и пытаться унести ее в кармане все равно что запихнуть беременную слониху в клетку для хомячка. Однако французские власти все-таки побоялись за сохранность многотонного алмаза, найденного в Африке. И поручили сопровождать «бюджетный груз» нашему другу Сан-Антонио.Тем не менее, нашлись умельцы, которые унесли здоровенный кусок драгоценного графита прямо из-под носа доблестного комиссара.


Укрепленный вход

Американский писатель Стивен Соломита пишет романы, посвященные жертвам городского терроризма и показывает читателю мир, увиденный глазами своих героев.В романе «Укрепленный вход» престарелые обитатели многоквартирного дома становятся жертвами очередной беспощадной волны городского терроризма. Их жилище наводнили наркоманы и проститутки, продавцы наркотиков и бандиты, которых зазвал туда злобный владелец дома, готовый на все, лишь бы очистить свое владение от несчастных стариков. Крутой экс-полицейский Стенли Мудроу в одиночку бросается в жестокую схватку за интересы простых людей, кровью оплачивающих свое жилье.