На этот раз - [2]

Роман стоял у окна, рядом с входной дверью. Без одной минуты десять он приоткрыл занавеску.

Ровно в десять калитка в воротах отворилась. Во двор вошел высокий красивый парень в дубленке.

Это был Теймураз Батиашвили. Он шел быстро и уверенно.

Так ходят безгрешные люди. Но жизнь - безликая и равнодушная - терпела любого. Терпела она и его - вора, грабителя и взломщика. Так терпят град листья. Так вдоль и поперек перепаханное поле терпит зной. Так терпит речка, пережатая бетоном.

Так терпит все.

Но не все.

Роман дал знак - идет! Батиашвили поднялся на порог. Взялся за ручку двери.

- Элла! - властно позвал он. Роман показал рукой: отвечай! Элла молчала - парализовал страх.

Батиашвили сошел с крыльца и направился к калитке.

Роман оплошал: дал возможность Батиашвили пересечь почти весь двор. Надеялся, тот вернется. Но Батиашвили не вернулся. Роман выскочил из дома. Преступник бросился на улицу. Роман выстрелил в воздух. Вместе с Нодари они побежали к воротам.

На улице стояло такси. Батиашвили упал на сиденье, и «Волга» сорвалась с места. На заднем сиденье были еще двое.

Колеса и ноги не соперники. Машина уже скрывалась за поворотом, когда бегущий Роман выстрелил: пуля попала в бензобак. Но «Волга» ушла. А они все бежали по дороге.

АВТОР В РОЛИ ПРОКУРОРА

Если бы на судебном процессе, которым завершилась эта история, я был прокурором, я бы, в частности, сказал:

- Граждане судьи! Я имею дело только с преступниками. Я знаю: в мирное время никто не пролил столько крови, сколько пролили убийцы, грабители и насильники. Никто не искалечил столько человеческих судеб, сколько преступники. Никто так не издевался над безвинными жертвами - женщинами и мужчинами, как они, преступники. Мы их судим. Но максимум, на что мы можем рассчитывать, что отсидевший не повторит преступления. Что второй частью своей жизни он искупит первую. Это максимум. Я не нахожу для Батиашвили никакого оправдания. Я не вижу ни одного смягчающего вину обстоятельства. Молодость не обстоятельство; Это состояние. Грабеж не ошибка. Это преступление. В двадцать лет неведение очевидного зла преступно так же, как и само зло. Тот, кто предлагает считаться с обстоятельствами, не воюет со злом, а защищает его.

Я прокурор. Героев я вижу только в кино. Или в президиуме. А преступников - в жизни. Прямо перед собой. И не от случая к случаю, а каждый день. Из десятилетия в десятилетие. И заключаю: единственное добро - это закон. Он и избавит от зла. Я требую…

ПОГОНЯ

На АЗС стояло пять-шесть машин. Среди них - знакомое такси. Но без пассажиров. Роман распахнул дверцу. На заднем сиденье лежала чья-то курчавая голова. Парик! Он выругался и сгреб парик за патлы.

С пистолетом в правой руке и париком в левой Роман торопливо осмотрел другие машины. Люди от него шарахались. Кроме одного: владелец «Жигулей» предложил помощь. Роман и Нодари тут же сели в машину: «За город. По этой дороге!» - бросил Роман.

Через два километра выскочили к развилке.

Куда? Налево? Направо? Судьбу человека определяют не годы, а секунды. По крайней мере, нередко ее обновляют.

- Направо! - сказал Роман.

На обочине дороги стояла брошенная машина. Над зарослями камыша мелькали три головы. Преступники убегали по узкой тропе вдоль речки.

- Что с тобой? - спросил Роман, открывая дверцу. Нодари тяжело и часто дышал: «Сердце».

Бывает.

Роман выпрыгнул из «Жигулей». Он побежал прыжками, набирая скорость. В эти секунды он был только сыщиком, инспектором. Обычные человеческие состояния - опасения, злость, нерешительность - не томили его и не отягощали. Он преследовал - как и много раз до этого.

Тропа было узкой и влажной. Расстояние сокращалось быстро. Впереди раздались выстрелы: стреляли, оборачиваясь и не целясь.

Внезапно один из убегающих остановился и пошел навстречу Роману. «Не стреляй! - закричал он. - Я сдаюсь!»

Роман понял: спектакль. Сдаться предложили тому, за кем не числилось ничего серьезного. За это время постараются укрыться понадежней.

Ничего не поделаешь: приходилось возвращаться к машине, где был беспомощный, но вооруженный Нодари. Прихватив запасную обойму для ТТ, Роман побежал назад через камыши. И тут же подвернул ногу: боль была жгучей - от ступни до бедра. Нр он удержался. Тропа и камыши кончились. Увидел: место - хуже некуда. Голое перепаханное поле, впереди два нежилых коттеджа. Перед домами каменные заборы.

Преступники укрылись за ними. А он оказался на открытой площадке: целься и стреляй. Спрятаться негде. Нужно двигаться. Ежесекундно. Можно, правда, вернуться в камыши - тоже выход.

Роман шагнул вправо - выстрел прозвучал из-за правого забора. Роман уклонился, выстрелил в ответ. Второй выстрел раздался слева. Значит, они притаились за разными заборами.

«Правый» явно нервничал - расстрелял запас пуль моментально. «Левый» молчал. За ним - Батиашвили.

Роман понимал - стреляет он лучше. И точно: пуля Батиашвили распорола рукав куртки. Роман прыгнул в сторону, едва не упав от боли - подвернутая нога попала на земляной ком.

Батиашвили мог стрелять, по существу, в упор…

АВТОР В РОЛИ АДВОКАТА

Если бы на судебном процессе, которым завершилась эта история, я был адвокатом Батиашвили, я бы, в частности, сказал: