На далеких рубежах - [137]

Летчик как бы срастается с машиной, превращаясь в ее мозг и нерв.

Тяжела его работа, ни с чем не сравнишь!

Самолет пробил облачность — над кабиной горохом рассыпались мерцающие звезды. И в то мгновение, как Телюков увидел звезды, самолет неожиданно вздрогнул, подпрыгнул, будто попал в безвоздушное пространство.

«Что это значит?» — недоумевал летчик. Он бросил беглый взгляд на вариометр — скороподъемность как будто увеличилась, хотя обороты двигателя оставались прежними. И тут его осенило: баки… Баки с горючим сорвались… Отсутствие подвесных баков подтвердили и лампочки сигнализации… Сорвался, собственно говоря, один бак, другой слетел автоматически…

Облегченный самолет стрелой понесся к созвездиям. Неудержимо подвигалась вперед стрелка барометрического высотомера. Наконец прибор показал десять тысяч метров. Это уже была заданная штурманом наведения высота.

Об аварии с подвесными баками Телюкову надлежало доложить на КП. И он уже нажал было на кнопку радиопередатчика, но неожиданно передумал и решил промолчать. «Еще завернут назад и подымут кого-нибудь другого, — подумал он. — Хватит и того горючего, которое находится в основных баках».

До сих пор он шел взлетным курсом, выполняя команды штурмана-оператора «Валуна», то есть КП дивизии. Потом «Вулкан» передал перехватчик «Робинзону». Сквозь шум и трескотню в наушниках Телюков услышал голос майора Гришина:

— Я — «Робинзон». Слушай мою команду, 777!

— Вас понял, — ответил Телюков. Он уже перезарядил пушки и был готов к атаке.

— Я — «Робинзон». Цель одиночная, реальная.

— Ясно.

— Разворот вправо, девяносто.

— Понял.

Минуты через три:

— Разворот влево, девяносто.

— Понял.

И не только команду, но и схему наведения понял Телюков. Было ясно: нарушитель границы держит курс на материк. Еще один разворот влево, и перехватчик очутится в задней полусфере самолета-нарушителя, то есть на догоне.

Однако схема наведения, что так четко отложилась в представлении летчика, вскоре спуталась. «Робинзон» начал «крутить» летчика то в одну, то в другую сторону, требовал увеличить высоту, затем уменьшить. Два раза он надрывал горло: «Цель впереди!» — но на экране ничего не появлялось, хотя Телюков шарил носом самолета во все стороны.

Цель маневрировала по курсу и высоте. Это означало: вражеский экипаж, располагая мощным бортовым локатором, засек перехватчика и сейчас стремится во что бы то ни стало оторваться от него, уйти в пределы нейтральных вод.

На какое-то мгновение Гришин утратил веру в успех наведения. Он не знал, что делать, как поступить. Если он отведет перехватчик в сторону километров на 40–50, нарушитель, который уже развернулся, определенно успеет уйти. Не было также смысла держать перехватчик в радиусе действия бортового локатора, ибо фактор внезапности потерян.

Что же остается делать? Кто ответит на этот вопрос?

Но вот Гришин заметил на экране, как метка от нарушителя границы начала перемещаться «змейкой» с разворотами, равными приблизительно десяти градусам. Прикинув мысленно, в какой именно точке очутится бомбардировщик через пять минут, он направил в избранную точку перехватчик.

И не ошибся! Точно через пять минут обе отметки — от бомбардировщика и перехватчика — очутились в десяти километрах друг от друга по прямой.

— Я — «Робинзон»! Цель впереди!

И вдруг в ответ:

— Вижу! — Это означало, что Телюков взял бомбардировщик на экран своего локатора.

— Бей! Бей! Бей! — исступленно шептал Гришин, вглядываясь в экран до боли в глазах.

Прокатилась по экрану искристая развертка. Метки слились воедино. Оба самолета как бы застыли в смертельной схватке. Теперь все зависело от того, кто первым откроет огонь и кто лучше прицелится. Возможно также, что один из самолетов в это мгновение уже объят пламенем и идет вниз.

«Так что же там?» — Гришин страшно нервничал, ломал пальцы, хрустел суставами. Ему захотелось крикнуть во всю мощь своих легких: «Бей, Телюков!» Но после того как штурман свел самолеты, он не имеет права вмешиваться в бой.

Прошла очередная развертка, и Гришин недоуменно развел руками. Метка до сих пор не раздвоилась. Либо радиолокационная станция перехватчика все еще пребывала в режиме прицеливания, либо Телюков пошел на таран и теперь истребитель-перехватчик и бомбардировщик стремительно падают в море.

— Высоту! — Гришин повернулся к оператору индикатора высоты.

— Есть, высоту!

В это мгновение послышался голос Телюкова:

— «Робинзон», я — 777, атаку выполнил, что там наблюдается?

Гришин уставился в зеркало индикатора. Метка раздвоилась. Одна светлая точечка отскочила в сторону, а другая стояла на месте.

— Бомбардировщик падает! — сообщил оператор индикатора высоты.

— Наблюдайте!

— Есть, наблюдать!

Метка, стоявшая на месте, исчезла. И снова встало это злополучное «либо». Либо бомбардировщик упал в море, либо ушел на малой высоте и скрылся за горизонтом, то есть за кривизной земного шара.

Так ничего определенного и не смог штурман сообщить летчику.

А Телюков, выходя из атаки, заметил в небе огненный шар, который перемещался неподалеку от него. Ему показалось, что это недобитый им самолет, и, войдя в азарт, он погнался за ним, включив форсаж.