На берегах Гудзона - [48]

— Эти люди пожнут то, что посеяли. Все это проклятое сообщество мы беспощадно выметем из страны. Похороните своих покойников, и идите к нам. Великое дело ждет нас. Нам нужны люди…

Гарвей поднял поникшую голову. В его искаженном от страдания лице появилось выражение твердой решимости.

— Да, Джэк, я пойду к вам. Мысль о бесчисленных жертвах этих негодяев будет служить мне поддержкой, даст мне силы продолжать борьбу, когда боль отчаяния овладеет мной. Перед лицом дорогих для меня покойников, клянусь употребить все свои силы и способности на борьбу с белым террором, свирепствующим в нашей стране.

Он умолк. Глубокая тишина царила в комнате. Внезапно налетевший порыв ветра ударил в окно. Незаметно небо потемнело. Тяжело нависли свинцовые тучи. С ожесточением ветер рвал их в клочья, разгоняя по горизонту.

Джэк Бенсон указал рукой на окно и промолвил, отчеканивая слова:

— Начинается буря.

Голубой луч

ГЛАВА I Обед в Бриар-Маноре

— Какая ужасная ночь! — сказал мистер Кардиф, поворачиваясь спиной к большому окну и придвигая к камину кресло для леди Уэргем, единственной женщины среди находящихся в салоне гостей.

Декабрьская вьюга с воем проносилась по саду. Большой каменный дом содрогался под яростными порывами ветра.

Из-за ужасной непогоды уютный салон в Бриар- Маноре казался еще уютнее и привлекательнее.

Кардиф и его гости только что закончили обед.

На толстом одутловатом лице стареющего фабриканта появилась любезная улыбка, когда он, склоняясь над креслом леди Уэргем, прислушивался к пустой, но все же занимательной болтовне этой очаровательной женщины.

Все, что делала Марион Уэргем, было всегда рассчитано, и она, — по крайней мере так утверждали ее враги, — никогда ничего не делала бескорыстно, не отказываясь ни от денег, ни от драгоценностей. Она владела небольшим состоянием и считалась одной из самых интересных дам лондонского общества. После смерти мужа, известного парламентского деятеля, скоропостижно скончавшегося три года тому назад, у Марион осталось, кроме влиятельных знакомств в парламентских кругах, пять тысяч фунтов стерлингов, которых, при ее любви к роскоши, ей, конечно, не хватало.

С некоторых пор очаровательная вдова задумывалась над тем, чтобы женить на себе Кардифа, и теперь, когда она улыбалась хозяину, ее занимала как раз эта мысль. Не следовало отказываться от громадных предприятий Кардифа, великолепного дома, восхитительной виллы в Ницце, если даже ради этого приходилось стать женой этого пятидесятилетнего, добродушного и любезного человека. Добродушного, любезного?

По виду Винифред, его единственной дочери, нельзя было сказать, что жизнь в этом доме протекала счастливо. Леди Уэргем заметила за обедом, что у девушки заплаканные глаза, и решила, что головная боль, на которую Винифред сослалась, была только благовидным предлогом для того, чтобы удалиться сейчас же после обеда.

Кардиф в семейном кругу был, вероятно, в достаточной мере неприятен; Марион украдкой рассматривала его лицо. Четырехугольный подбородок, резко очерченный, жестокий рот. Это впечатление усилилось еще улыбкой, появившейся на лице Кардифа, когда доктор Торнтон обратился к нему с вопросом:

— Где наш молодой друг, инженер Креган? Я надеялся встретить его здесь сегодня вечером.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, доктор. Мистер Креган имеет обыкновение исчезать самым таинственным образом. Никогда не знаешь, где он находится. Так же, как и не знаешь, откуда он появляется, — прибавил он.

— Какой таинственный молодой человек, — сказала, улыбаясь, мистрисс Уэргем. — Вы, по-видимому, недолюбливаете его.

— Я не выношу его. Но этот молодец приносит столько пользы, что я не могу считаться с тем, что он одновременно приносит большой вред производству. С тех пор, как я пригласил Крегана к себе на завод, рабочие стали невозможными. Каждый день происходят несчастные случаи. Я думаю, что он — социалист. Нужно было бы уволить его, но договор принуждает меня оставить его еще на год. Завтра состоится собрание рабочих и этот молодой дьявол будет выступать на нем. Это значит, что готовится забастовка. Я о нем могу сказать, как некогда король — не помню который — выразился об епископе Кентерберийском: «Неужели никто не избавит меня от этого попа».

Показалось ли это мистрисс Уэргем или Кардиф действительно как-то странно взглянул на высокого человека, прислонившегося к камину?

Этот человек, полицейский комиссар Лок, сделал нетерпеливое движение и заставил себя улыбнуться; потом он внезапно поднял голову и посмотрел прямо в лицо хозяину.

Кардиф улыбнулся.

Подали кофе, и разговор сделался общим. Госпожа Уэргем протянула свою прекрасную белую руку за сахарницей, как вдруг погасло электричество и вся комната погрузилась во мрак. Затем тьму прорезал бледный голубой луч, становившийся все ярче.

Госпожа Уэргем, подавляя крик, вскочила со своего кресла. Кардиф быстро нажал кнопку электрического звонка. Через минуту голубой свет исчез, электрические лампы зажглись снова, и присутствующие удивленно взглянули друг на друга.

— Гроза, — сказал д-р Торнтон успокаивающе Марион Уэргем, которая смертельно побледнела и задрожала.