На белом свете. Уран - [110]
— Я б их и не спрашивала… Просто так.
— Ой, наверное, не просто, Стешка… Не я тебя отправлял туда. Наша хата не тесная, хоть и старая. Могла б ты жить с… Дмитром и тут… Правда, он человек… не… колхозный.
Минуло два дня, как пришла Стешка к отцу. А на третий появился в Сосенке Дмитро. Потрогал замкнутые двери хаты Чугая и направился в клуб. Стешки там не было.
— Может, она у Светланы? — сказали ему девушки.
Еще издали услышал он громкий говор и смех в хате Подогретого. Заглянул в окно: за столом сидели Максим, София, Юхим и Стешка. В стороне стоял Платон. Светлана расставляла рюмки. Потом Гайворон что-то сказал и начал прощаться со всеми за руку. Дмитро заметил, что Стешка смотрела на Платона с неприкрытой тоской. Злость закипела в груди Кутня. Так вот почему она прибежала в Сосенку! Старое вспомнила.
Дмитро зашел в сени.
— Платон, посиди хоть минуточку, — услышал он голос Светланы.
— А может, ему с нами неинтересно, — это Стешка.
— Я должен идти, родители Наталки приехали… И профессор.
Дмитро рванул дверь на себя.
— Домой! — с властной злостью крикнул он с порога, впившись ненавидящим взглядом в Стешку.
В хате стало тихо. Может, от неожиданности Стешка вдруг ощутила страх и вся сжалась, как под ударом.
— Домой! — Кутень резко махнул рукой и нечаянно толкнул хлипкий мисник. На пол посыпались тарелки.
Платон взял Кутня за руку.
— Ты чего раскричался?
Кутень вырвался, подбежал к Стешке, схватил ее за плечи.
— Домой! На свидание пришла со своими ухажерами… или мировую заключать?!
— Сегодня у меня день рождения. Это я пригласила ее, — растерянно сказала Светлана.
— Я не знаю и не хочу знать, что у вас здесь за сборище!
— Если пришел в гости, то садись с нами, — приподнялся из-за стола Максим. — А не хочешь, то вот дверь.
— Собирайся! — не обращая внимания на Максима, приказал Кутень Стешке.
— Я не пойду!
— Что?!
— Не пойду, — повторила Стешка. — Людей бы постыдился так разговаривать.
— Что мне люди, что? — кричал Кутень, силой вытаскивая Стешку из-за стола.
Лицо Стешки скривилось от боли.
— Пусти! — подошел к Кутню Платон.
Взгляд Гайворона не сулил ничего доброго, и Кутень выпустил Стешкину руку.
— Ну, обожди, придешь домой! Я тебе покажу любовничков! И ты, Гайворон, еще вспомнишь меня! Вспомнишь!
Кутень бросил уничтожающий взгляд на Стешку и вышел, хлопнув дверью так, что вздрогнула хата.
— Вот мы вместе и пойдем. До свидания, — сказал Платон и тоже вышел.
…Для Наталки приезд родителей был неожиданным. Наверное, их вызвал Платон. Наталка знала, чем может все это кончиться. Родители заберут ее домой, положат в клинику, и кто знает, когда она сможет вернуться сюда. Да и вернется ли… Только в памяти останутся Платон, Сосенка, Васько и голубая тележка, что возила ее к людям. Мало, очень мало сделала для них Наталка, но люди верили, что она хотела сделать для них многое…
Теперь на голубой тележке ездил к людям Васько. Как-то Наталка сказала ему:
— Я хочу, чтобы ты всю жизнь был на голубой тележке…
— А если я летчиком стану или… художником? — Васько не понял, о чем говорила Наталка.
По предположению Платона, Нарбутовы должны были приехать сегодня под вечер, и он, управившись в поле с делами, спешил домой.
Платон тихонько зашел в комнату к Наташе. Она спала, свернувшись калачиком. Платон сел возле кровати и украдкой посматривал на нее: вспомнил, как мать когда-то говорила ему, что нельзя смотреть на спящего, а то проснется.
Возвратился Нарбутов, и Ольга Аркадьевна позвала Платона.
— Идем покурим, — предложил Михаил Константинович.
Они вышли в сад. Под ногами шелестели опавшие желтые листья, холодный ветер свистел в голых ветках.
— Нам надо откровенно поговорить, Платон. — Нарбутов сел на лавочку и поднял воротник шинели. — Завтра мы заберем Наташу домой. Что будем делать дальше — решат врачи. Здесь ее оставлять нельзя. Я понимаю, как это тяжело для тебя и для нее, но другого выхода нет. Наташа должна быть под постоянным надзором врачей… Мы много думали с Ольгой о тебе и Наталке. Единственный выход в этом положении — тебе и Ваську переехать к нам.
— Да, сейчас это единственный выход, — согласился Платон, — но…
— Я знаю, что ты скажешь, — перебил Нарбутов, — и понимаю, что тебе нелегко оставить село, эту землю, которая уже орошена твоим потом. И слава о тебе, Платон, отсюда пошла…
— Какая там слава, Михаил Константинович… Работал, как и все, а раздули на всю Украину… Такую славу только один человек у нас заслужил: Нечипор Сноп… А мы, — махнул рукой, — так, школяры по сравнению с ним… У меня лицо было побрито, вот меня и сфотографировали первым, а его нет.
— О Снопе я тоже читал… Но у нас не об этом сейчас речь, — глубоко затянулся дымом Нарбутов. — Тебе надо решать, что делать дальше. С ответом не спеши, подумай.
Нарбутов ушел в хату, а Платон еще долго стоял, облокотившись на ворота, думал о том, что завтра хата опять станет пустой и никто не будет встречать его на этом подворье.
…Дмитро в одном белье сидел в кровати и ждал Стешку. Она тихо, чтобы не разбудить отца, вошла в комнату.
— Нагулялась? — едко спросил Кутень.
— Ты чего это улегся на мою кровать? А ну марш на кухню.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».