— Ничего, ничего! Лучше пересолить, чем недосолить. Слыхал такую поговорку?
Натеревшись, мы побежали в медкабинет.
— Здрасьте, Ирина Викторовна, — вежливо сказал Клочик, когда мы вошли. — Что-то мы с Лехой того, заболели. Ломает, прямо сил нет.
— Так сразу вдвоем и заболели? — недоверчиво спросила врачиха.
— Ага, — сказал Клочик, — сразу вдвоем. У меня вчера, понимаете, день рождения был, ну вот мы и отметили. Мороженого грамм по триста срубали, пепси-колы из холодильничка. Пепси-колу, ее обязательно охлажденной пьют. Там даже на бутылке написано: пейте охлажденной.
— Короче, Клочиков, — перебила врачиха.
— Вот я и говорю, — продолжал Клочик нести околесицу, — выпили пепси, потом прогулка на свежем воздухе. А сейчас к вечеру бывает так подморозит — ой-ой-ой!
— Мы бы, конечно, потерпели, — вступил я. — Но коллектив не хочется заражать, эпидемии разводить.
Врачиха вынула из стакана деревянную палочку и, направив на нас лампу, осмотрела наши горла.
— Все совершенно чисто, — сказала она. — Но у тебя, Нечаев, выпала пломба. А у тебя, Клочиков, два очень плохих зуба. Сейчас я выпишу вам направления, и после уроков обязательно пойдете в стоматологическую поликлинику.
Да, такое начало не предвещало ничего хорошего. Уж лучше десять контрольных, чем один зубной врач.
— Ирина Викторовна, — не растерялся все-таки Клочик, продолжая гнуть свою линию, — вы пока пишете, нам бы температурку померить. Худо совсем.
Врачиха поставила нам градусники и, бросая на нас бдительные взгляды, застрочила направления. А я сидел и уже совершенно ясно понимал, что дурацкая затея с натиранием провалилась. Потому что никакой доменной печи у себя под мышкой я не чувствовал. Моя догадка оправдалась полностью. Через пять минут со словами «Марш на урок, симулянты!» врачиха вытолкнула нас за дверь. Тут же и звонок на урок прозвенел.
— Трепло! — сердито бросил я Клочику и направился в класс.
Трубадур уныло поплелся за мной, на контрольную.
Когда я прочитал условие задачки, то мне показалось, что нечто похожее я уже встречал. «Так, так, так, — сказал я сам себе. — Главное — без паники. Может еще и выплывем».
И только я по-настоящему задумался над первым действием, как ощутил под мышками легкий зуд и еле заметное жжение. Поначалу я не обратил на это внимания и продолжал думать над задачкой. Но уже через несколько минут у меня под мышками начался настоящий пожар. Доменная печь, о которой твердил Клочик, разгоралась вовсю. Ни о какой задачке я больше не думал. Я крутился, извивался, хлопал, как крыльями, локтями, тряс рубашку и дул себе за воротник. С Клочиком происходило то же самое!
— Нечаев, Клочиков, вы чего дергаетесь как ненормальные? — строго спросила Елена Александровна, заметив наши странные ужимки.
Еще через несколько минут я не выдержал, встал и сказал:
— Елена Александровна, можно выйти?
— И мне! — вскочил Клочик.
— Да вы что?! У нас, кажется, контрольная идет.
— Очень надо! — сказал Клочик и, схватив себя за курточку, начал ее трясти, будто ему душно было.
В классе раздался смех.
— Что ж, идите, — сказала учительница. — Но имейте в виду: до конца урока осталось десять минут.
Мы пулей вылетели из класса и бросились в уборную. Там, сорвав с себя одежду, мы как одержимые принялись отмывать проклятую соль.
— Эх, досада! — говорил Клочик, поливая себя водой. — Такая температура — хоть чугун выплавляй! И все насмарку!
Когда мы вернулись в класс и сели за парту, я уже точно знал, как решить задачу. Наверное, первый раз в жизни мне ужасно хотелось, чтобы урок потянулся подольше. Но тут прозвенел звонок.
Глава 10. Графиня во всем призналась
— Графиня во всем призналась, — торжественно изрек Клочик и замолчал, разжигая наше любопытство.
Мы стояли на набережной около памятника Крузенштерна.
Вечер был тихий и уже по-летнему теплый. Солнце навалилось на крышу Горного института, и в Неве дрожали фиолетовые блики.
— Да говори же ты, — нетерпеливо сказала Ленка, и мы невольно придвинулись к Клочику. Даже бронзовый Иван Федорович с любопытством наклонил голову, желая, наверное, узнать, в чем призналась Графиня.
— Жуткое дело, — сказал Клочик. — Только я ей намекнул, что мы видели одну очень-очень загадочную фотографию, как она сразу меня за стол усадила, достала банку с клубничным компотом — ух, вкусно! — и все-все рассказала. В общем, твой дедушка и Графиня были знакомы.
— Как здорово! — Ленка захлопала в ладоши. — Значит, у них любовь была?
— По всем данным этот факт можно констатировать, — важно ответил Клочик.
— А почему дедушка скрывает, что знал Графиню? — спросил я.
— Да ничего он не скрывает, — сказал Клочик. — Все очень просто: у Графини раньше другая фамилия была, Крылова. А Веревкина она по мужу, которого на войне убили.
— Но ведь мы Ленкиному дедушке ее имя и отчество говорили? А он все равно не вспомнил?
— Ну, а если я у Лены спрошу, кто такой Алексей Александрович, она скажет? А ведь это, между прочим, ты. Вот и дедушка тогда Графиню звал просто Клава. Она ж не намного старше Лены была.
И тут я вдруг понял, какая огромная пропасть времени отделяет нас от тех событий! Просто Клава. Я знал, что Графине очень много лет, видел в ее альбоме фотографию, где она стоит в коротком платьице, держа в руках смешной матерчатый зонтик с кружевами, но как-то совсем не связывал эту фотографию с Клавдией Александровной Веревкиной, Клочиковой старушкой соседкой. Мне казалось, что она всегда была такой вот маленькой, худенькой и седой, так похожей на графиню из «Пиковой дамы». А ее детство представлялось чем-то сказочным, не бывшим в действительности. Об этом детстве можно было вспомнить и поговорить, посмотреть фотографии, как можно вспомнить о давно прочитанной книге с картинками. А сейчас я вдруг ясно осознал, что Графиня когда-то была такая же, как Ленка, прыгала через скакалку, играла в куклы и плакала, когда ребята вроде нас с Клочиком дергали ее за косу.
