Н. Г. Чернышевский. Книга вторая - [73]

.

Монтескье понимает, что между размножением растений и животных, с одной стороны, и размножением людей, с другой, — есть огромная разница. "Самки животных, — говорит он, — отличаются почти неизменной плодовитостью. Но в человеческом роде взгляды, характер, страсти, фантазии, капризы, желание сохранить красоту, неудобства беременности и слишком многочисленного семейства нарушают размножение на тысячу ладов" [177]. Это совершенно верная мысль. Но Монтескье не умел свести к одной коренной причине многочисленные условия, которые "на тысячу ладов нарушают размножение" рода человеческого. В этом случае он остался верен своему обычному характеру мышления. Он вообще не умел подняться от понятия о взаимодействии социальных явлений до понятия об их общей основе, как это лучше всего видно из его книги о величии и упадке Рима.

Сэр Джемс Стюарт в своем, вышедшем в 1767 г., "Inquiry into the principles of political economy" высказывает более глубокий взгляд на народонаселение. Он понимает, что существует тесная связь между экономией страны и ее населенностью [178]. Он различает физическую невозможность прокормления данною страной данного числа людей от моральной невозможности, обусловливаемой общественными отношениями. С изменением этих отношений передвигается тот предел, по наступлении которого страна оказывается перенаселенной в "моральном" смысле этого слова. Эти мысли Стюарта были далее развиты швейцарцем Герреншвандом, замечательное сочинение которого [179] вышло в Париже за несколько лет до появления первого издания "Опыта о законе народонаселения" Мальтуса.

Указав на то, что пределы для размножения рода человеческого бывают двух родов: физические и моральные, Герреншванд разделяет человечество по способам производства, — или по способам ассоциации, как выражается он, — на три "класса", которые отличаются один от другого почти как "отдельные роды": 1) охотники, 2) пастухи и 3) земледельцы. "Земледельческие народы имеют способность заставлять родиться свою пищу, так сказать, везде, куда они являются, и, кроме того, эта пища может быть переносима на огромные расстояния; эта дает им то преимущество, что они могут скоплять население в таких местах и, можно сказать, в таких размерах, в каких им вздумается. Такое положение земледельческих народов, совершенно противоположное положению двух других отделов рода человеческого, дает им возможность держаться различных систем в образе жизни и в способе удовлетворения своих нужд; а это различие систем, уничтожая у них однообразие, царствующее у охотников и пастухов, делает из них как бы несколько отдельных родов. Земледелие вообще до такой степени видоизменяет растения, животных и людей сравнительно с их первоначальным состоянием, что "природе трудно было бы узнать себя в своих творениях" [180]. Ввиду того, что различные земледельческие народы придерживаются различных систем в способах удовлетворения своих нужд (т. е. различных способов производства), они подчиняются различным законам народонаселения [181]. Да и в среде одного и того же рода законы народонаселения не одинаковы для различных классов, например, для рабов и для свободных людей. Современную ему буржуазную систему Герреншванд называет системой земледелия, основанной на мануфактурной системе, и считает ее "самой смелой системой, какую только мог придумать человеческий род для обеспечения своего существования". Во всех других системах "всем людям обеспечено прочное существование, но в системе земледелия, основанной на мануфактурной системе, половина нации оказывается в самом необеспеченном положении… без определенных средств существования, без уверенности в возможности приобрести их посредством труда, имея хлеб сегодня, а завтра умирая с голоду" [182]. Судьба этой части нации зависит от колебаний всемирного рынка. "Когда внешняя торговля уменьшается постепенно или внезапно прекращается для какой-нибудь ветви промышленности, тогда люди, занимающиеся ею, постепенно приходят или вдруг попадают в такое положение, что им остается только искать помощи у правительства. И если у правительства нет ни способности, ни желания найти для них новых потребителей их изделий, — они непременно должны или покинуть свою страну, чтобы искать себе пропитания в другом месте, или просить подаяния, или погибнуть от нищеты, потому что тогда земледельцы перестанут производить предназначавшуюся для них пищу или будут вывозить ее за границу" [183]. Классическая страна капитализма, Англия, поражала Герреншванда огромным количеством не имеющих работы "бедняков и бродяг". Он говорит, что увеличение их числа нельзя объяснить ни леностью английского народа, ни действием нелепых законов о бедных, ни ("еще того менее") излишним размножением, так как Англия далеко не достигла той цифры населения, которую она способна прокормить. Он высказывает даже то предположение, что пауперизмом Англия обязана развитию машинного производства [184]. Как бы там ни было, главного виновника такого положения дел он должен был видеть в английском правительстве. Правительство обнаруживает, по его словам, свою несостоятельность всякий раз, когда данный народ не производит всей той пищи, которую он мог бы добыть, и всех тех людей, которых могла бы содержать его территория. А в таком положении находилась, по его словам, вся тогдашняя Европа, земледелие которой не производило и половины того, что могло бы производить