Досталъ я три рубля, показалъ ему и говорю: «вотъ, говорю, я вамъ отдамъ эти три рубля, если вы встанете на колѣни и сапогъ у меня поцѣлуете»… А самъ эдакъ ногу впередъ выставилъ…
…Посмотрѣлъ онъ на меня, трясутся, вижу, у него губы и поблѣднѣлъ весь; подумалъ, подумалъ, вижу, трудно ему, борется… однако, кончилъ тѣмъ, что опустился на колѣнки и поцѣловалъ сапогъ… А я его эдакъ будто нечаянно по носу сапогомъ-то чикъ! — Извини, говорю, не нарочно. Отдалъ ему деньги… Взялъ онъ и говоритъ: «Мужикъ ты»! Такъ это меня взорвало… «А вотъ, говорю, хоть и мужикъ, а деньги-то ты у этого мужика ваялъ да еще и ногу поцѣловалъ.» — «Мнѣ, говоритъ, жрать нечего. Не я цѣлую, а голодъ. У меня, говоритъ, жена, дѣти, мать слѣпая». — Эка штука, отвѣчаю, мнѣ кабы и жрать нечего было, такъ я бы и то не сталъ этого дѣлать, что ты сейчасъ сдѣлалъ… вотъ тебѣ и «мужикъ»… А ты дворянинъ, что ли?.. Плюю я на тебя…
И пошелъ отъ него прочь… Только слышу, догоняетъ онъ меня… Сопитъ, какъ запаленная лошадь.
— На, говоритъ, возьми свои деньги назадъ… Стыдно тебѣ, когда-нибудь будетъ… вспомнишь, мерзавецъ, это. — «Что-жъ, говорю, давай. Я ихъ вотъ на землю брошу, а ты поднимешь». — Подлецъ ты, говоритъ, мерзавецъ. Ты самъ поднимешь… — и швырнулъ деньги на землю. — Нагнулся я, поднялъ и говорю:
— «Задаромъ ногу-то, значитъ, поцѣловалъ». — Засмѣялся и пошелъ отъ него прочь. Отошелъ шаговъ десять, оглянулся, стоитъ онъ, смотритъ на меня. Остановился я и крикнулъ ему: — «А жена-то съ дѣтишками все-таки не жрамши будутъ»!… и пошелъ, не оглядываясь… Хорошъ эпизодецъ, а?..
Онъ замолчалъ и посмотрѣлъ на насъ. Я ничего не сказалъ, а старикъ подумалъ и сказалъ:
— Нашелъ чѣмъ хвастать… Подлецъ и есть!
— Ну то-то же! Да мало ли, — началъ опять рыжій, — что со мной бывало и что я продѣлывалъ, пока не попалъ на свою настоящую точку… Я давеча говорилъ вамъ, — обернулся онъ ко мнѣ,- что у меня отецъ строгій былъ, бывшій крѣпостной… Понятія у него самыя дикія были. Хамъ, однимъ словомъ, съ ногъ до головы, царство ему небесное, не тѣмъ будь помянутъ. Жилъ я у него лѣтъ эдакъ до двадцати трехъ и надоѣлъ ему до смерти… Видитъ онъ, что я дѣлать ничего не хочу, а только книжки читаю, да барина изъ себя корчу, прогналъ меня. Говоритъ: «Ступай отъ меня ко всѣмъ чертямъ. Не стану я тебя держать… Добывай себѣ хлѣбъ. Можетъ, узнаешь, какъ люди живутъ, очухаешься». Далъ мнѣ деньжонокъ и того… выставилъ! — «Ищи, говоритъ, мѣсто. Люди ищутъ, находятъ». — Ну, отправился я въ Москву, кое-какіе знакомые были, просить сталъ. Пріискали мнѣ мѣсто, въ магазинъ къ купцу одному. Сталъ я жить, приглядываться. И скоро постигъ купца этого! Понравился ему. Полюбилъ онъ меня… Стали у меня деньжонки водиться. Одѣлся франтомъ, водочку сталъ попивать, мѣста разныя эдакія узналъ, вошелъ во вкусъ… Прожилъ годъ, совсѣмъ привыкъ, въ выручку сталъ лазить… Умѣлъ скрывать. Хозяинъ во мнѣ просто души не чаялъ. — «Честный ты, говоритъ, Мишутка, парень». — Ладно, думаю, честный!… Разъ, помню, у насъ разговоръ былъ… Онъ говоритъ: «Вотъ мнѣ, это ему-то то есть, люди за добро зломъ платятъ. Не одинъ разъ такъ было». А я, понимаете, такое удивленное лицо сдѣлалъ и спрашиваю: — «Да неужели, Иванъ Петровичъ, такіе люди есть? Господи, да какъ же это за добро зломъ?!» — «А ты, думаешь, какъ? Эхъ ты, говоритъ, Емеля, простота!» и по плечу меня похлопалъ. «Жизни ты, братъ, не знаешь, простъ! Материно молоко на губахъ не обсохло»… Слушаю я его, разиня ротъ. А онъ-то, дурья голова, передо мной распинается. Эхъ ты, думаю, скотина, дуракъ! — Ну, ладно, такъ и жилъ я. Знакомство у меня завелось и, между прочимъ, одна сваха, т. е., собственно говоря, и не сваха, а прямо-таки сводня. Познакомился я съ ней, и вотъ тутъ у меня романъ затѣялся… Пошло все къ чорту, и свихнулся я. Объ этомъ вотъ я вамъ и разскажу сейчасъ… Хотите?.. Дѣдъ, хошь, а?..
— Болтай ужъ, коли затѣялъ! — отозвался старикъ и добавилъ: — ври, Емеля, твоя недѣля!
— Я. братъ, не вру, а правду говорю. Ну ладно. Слушайте.
Онъ опять сѣлъ, прислонившись спиной къ стѣнѣ, и заговорилъ
— Есть россійская гадкая поговорка: «деньги не Богъ, а милуютъ больше»… Въ большой модѣ эта поговорка. Вотъ, соображаясь, такъ сказать, съ этой поговоркой, я и жилъ, т. е. исключительно жилъ для денегъ… выше и лучше ихъ для меня ничего не было… Хорошо-съ. И вотъ, когда у меня такія понятія были, сошелся я съ дѣвушкой, впрочемъ, даже и не съ дѣвушкой, а съ дѣвочкой, ей еще и шестнадцати не было… Сваха-то та, про которую говорилъ, свела меня съ ней… Стоило мнѣ это удовольствіе рублей… ну, десять, т. е. свахѣ въ зубы за хлопоты.
…Помню все это дѣло въ праздникъ было, на Рождествѣ, на третій, кажется, день. Былъ я у свахи въ гостяхъ съ товарищемъ; ну, пили, много пили и вдругъ, понимаете, приходитъ эта дѣвушка… все это сводня раньше подстроила. Просилъ я ее. Робкая такая, вижу, дѣвушка… краснѣетъ… жмется, говорить боится… А хорошенькая, прелесть! Упросилъ я ее посидѣть съ нами… винца предложилъ… Не хочетъ… приставать сталъ выпить… И сводня говоритъ: «Да выпей, говоритъ, Груня!… Рюмочку-то ужъ авось ничего… Обручъ съ тебя отъ нея не соскочитъ» — «Да я, отвѣчаетъ, не пила отъ роду.»- «Ну что-жъ такое, а ты выпей, не хорошо ломаться передъ кавалерами».
