Мысли объ устройствѣ будущей Россiйской вооруженной силы - [8]

Различiе въ характерѣ уставовъ различныхъ категорiй не должно приводить къ нарушенiю внутренняго единства доктрины.

Различiе въ требованiяхъ уставовъ различныхъ категорiй привело нѣкоторыхъ писателей къ мысли о существованiи трехъ доктринъ: одной воспитательной, другой тактической и третьей стратегической. Мы думаемъ, что подобное раздѣленiе можетъ повести къ затемнѣнiю одной изъ существеннѣйшихъ мыслей, а именно — единства доктрины. Послѣднее заключается, прежде всего въ томъ, что воспитанiе, и тактика, и стратегiя должны быть слиты въ одно логическое цѣлое. Отсутствiемъ подобнаго единства и грѣшили мы до войны. То что доктрина должна быть единой, не значитъ, что ея отдѣльныя части воспитательная, тактическая, стратегическая должны смѣшиваться въ одну кучу. Въ этихъ частяхъ могутъ быть различiя, но не должно быть внутреннихъ противорѣчiй. Чтобы выяснить мысль о различiяхъ, мы приведемъ слѣдующiй примѣръ.

Лучшимъ солдатомъ для выполненiя всякой тактической и стратегической задачи является солдатъ, воспитанный въ духѣ Суворовской "смѣлой нападательной тактики". Принимая во вниманiе, что та часть доктрины, которая внѣдряется въ массу войскъ, должна быть наименѣе подверженной измѣненiямъ, вполнѣ естественно воспитывать солдата въ наступательномъ духѣ независимо отъ того, придется ли начинать войну со стратегической обороны. Въ этомъ случаѣ въ уставахъ указанныхъ трехъ категорiй будутъ различiя, но не будетъ противорѣчiй.

Возьмемъ для дальнѣйшаго поясненiя нашей мысли доктрины германскую и французскую передъ войной 1914 г. Германцы пользуясь запаздыванiемъ сосредоточенiя всей Русской вооруженной силы готовились нанести быстрое рѣшительное пораженiе французской армiи съ тѣмъ, чтобы затѣмъ нанести такое же пораженiе Русской армiи. Поэтому германская доктрина во всѣхъ своихъ частяхъ должна была носить ярко наступательный характеръ. Въ воспитательной части она требовала дурхшнитсолдата, въ тактикѣ и стратегiи рѣшительнаго наступленiя съ самаго начала войны, причемъ эти идеи могли быть доведены до своей крайности. Стоитъ только прочесть упомянутый нами выше трудъ начальника германскаго Большого Генеральнаго Штаба графа фонъ-Шлифена подъ заглавiемъ "Канны". Вэ томъ трудѣ, имѣвшемъ исключительное значенiе для высшей части германской военной доктрины, фельдмаршалъ фонъ-Шлифенъ внушаетъ мысль нѣмецкому высшему командному составу и Генеральному Штабу, что идеаломъ формы сраженiя, къ которому должно стремиться германское командованiе, являются Канны, т. е. охватъ сразу двухъ фланговъ съ дальнѣйшимъ окруженiемъ врага. При подобной формѣ сраженiя — полное уничтоженiе врага, т. е. то, что какъ разъ требовалось основной мыслью плана: успѣть разбить враговъ Германiи порознь. Въ оперативномъ управленiи войсками нѣмецкая доктрина въ самой рѣзкой формѣ выдвигаетъ на первый планъ рѣшенiе вопроса "Чего я хочу?", вводя лишь въ видѣ поправки данныя о волѣ противника. Предъявляя подобныя требованiя, нѣмцы, конечно, отдавали себѣ отчетъ, что такое предъявленiе вело къ нѣкоторой предвзятости рѣшенiй начальниковъ. Но они учитывали, что въ подавляющемъ большинствѣ случаевъ обстановка предстоящей Германiи войны потребуетъ именно такого "предвзятаго" рѣшенiя. Недостатки подобнаго образа дѣйствiй окупались преимуществомъ сохнаненiя иницiативы въ своихъ рукахъ и быстраго развитiя операцiи. Вмѣстѣ съ тѣмъ графъ фонъ-Шлифенъ и его преемники приняли всѣ мѣры, чтобы предъявленныя имъ требованiя не являлись бы только красивыми словами, непосильными для проведенiя ихъ въ жизнь. Матерiальная подготовка германской армiи передъ войной 1914 года можетъ считаться образцовой. Дивизiямъ и высшимъ войсковымъ соединенiямъ были даны такiя могущественныя артиллерiйскiя средства, что, дѣйствительно, онѣ могли осуществлять ту рѣшительность дѣйствiй, которая отъ нихъ требовалась. Внутреннее единство доктрины улавливается гораздо труднѣе, нежели ея внѣшнее. Трудъ "Канны", который въ Германскомъ Генеральномъ Штабѣ почитался за Евангелiе, не былъ даже переведенъ на русскiй языкъ, и мы увѣрены, что мало русскихъ офицеровъ Генеральнаго Штаба его штудировали. Во Францiи онъ прошелъ тоже незамѣченнымъ. Правда, передъ самой войной въ 1914 г. появился трудъ капитана Daille съ предисловiемъ одного изъ членовъ Верховнаго Военнаго Совѣта генерала Ruffey подъ заглавiемъ: "Essai sur la doctine strategique allemande d'apres "La bataille de Cannes" par de Feld Marechal de Schliffen". Чтенiе этого труда теперь можетъ лишь показать, насколько непонятнымъ оказался для французовъ внутреннiй смыслъ творенiя Шлифена. Капитанъ Дайль, главнымъ образомъ, полемизируетъ съ покойнымъ уже тогда Шлифеномъ на тему, что Наполеонъ былъ, какъ полководецъ, крупнѣе, чѣмъ Мольтке.

Если внутреннiй смыслъ германской до военной доктрины оказался непонятенъ французамъ, то съ другой стороны ихъ поразила внѣшняя ея однородность: наступленiе въ воспитанiи, наступленiе въ тактикѣ, наступленiе въ стратегiи. Любители "централизма", математическаго равенства, французы поддались на приманку внѣшней цѣльности германской доктрины. Безспорная истина, что только наступленiе ведетъ къ выигрышу войны, проведенное такъ просто и ярко въ германской доктринѣ, ударила по воображенiю французовъ. Незадолго передъ войной во французскомъ Генеральномъ Штабѣ появилось теченiе съ талантливымъ полковникомъ Гранмезономъ во главѣ, которое съ ярымъ осужденiемъ напало на существовавшую тогда французскую доктрину. Послѣдователи этого новаго направленiя, проповѣдуя наступленiе всегда и во чтобы то ни стало, дошли до отрицанiя значенiя обороны. Они требовали, чтобы доктрина французской армiи была бы столь же наступательной во всѣхъ своихъ частяхъ, какъ и германская. Но они упустили изъ виду, что во-первыхъ, именно по тѣмъ самымъ причинамъ, по которымъ Германiя должна была стремиться добиться возможно быстраго рѣшенiя, Францiя должна была всячески оттягивать рѣшительный перiодъ операцiй до окончательной готовности Россiи; этотъ перiодъ измѣрялся двумя мѣсяцами, но и всякiй выигранный день являлся стратегическимъ успѣхомъ для союзниковъ и проигрышемъ для Германiи, слѣдовательно, несмотря на громадное значенiе при веденiи войны наступательнаго образа дѣйствiй, въ данномъ случаѣ Францiя должна была начать со стратегической обороны. Послѣдняя при всѣхъ ея недостаткахъ имѣетъ одно преимщество: она оттягиваетъ рѣшительный перiодъ операцiй и даетъ выигрышъ времени, а это какъ разъ нужно было союзникамъ въ началѣ войны. Въ этомъ отношенiи та французская доктрина, которая браковалась съ пѣною у рта новымъ теченiемъ Французскаго Генеральнаго Штаба, несмотря на ея многiе тактическiе дефекты, конечно, несравненно болѣе отвѣчала требованiямъ обстановки начала войны 1914 года. Стратегическая оборона вовсе не всегда осуществляется обороной въ тактикѣ. Въ этомъ отношенiи напомнимъ безсмертные примѣры стратегической обороны генерала Бонапарта въ Италiи осенью 1796 года, а также стратегическую оборону Пьемонта Суворовымъ въ 1799 г. противъ армiй Макдональда и Моро. Такимъ образомъ, стратегическая оборонительная доктрина можетъ быть въ то же время и тактически наступательной. Вотъ это то обстоятельство и было совершенно упущено Гранмезономъ и его послѣдователями, требовавшими наступленiя вездѣ, всегда и во что бы то ни стало.