Мятеж - [100]

Оставили душную комнатку боесовета. Вышли на свежий прохладный воздух ночи. Вскочили на поседланных тут же коней. Поскакали в штадив. С нами было трое-четверо из членов боесовета.

А штадив за эти часы — часы нашего отсутствия, — пережил драму. Когда мы уехали в крепость, там, в штадиве, оставался всего десяток работников. Было у нас условлено, что они установят с крепостью связь и все время будут следить за ходом и результатами нашей работы. Они наметили несколько человек из верных ребят, связались с Агидуллиным, который в этих делах показал себя большим мастером и решил не выпускать нас из виду.

Первый разведчик сообщил неопределенное.

— Пришли в крепость и чего-то там ждут…

Второй — точнее. И нечто утешительное:

— Открылся митинг… Наши говорят, а крепость вся молчит и слушает…

Было около шести вечера. Связь вдруг оборвалась, никто не приходил из крепости, ничего не сообщал… В чем дело?

— Алло, алло, — звонят по телефону.

— Это что, из крепости?

— Да, что еще?

— Скажите, как идет митинг?

— Как надо…

— Ну, а где Фурманов, Мамелюк и другие, — нельзя ли кого позвать к телефону?

Молчание.

— Алло, алло… Вы слушаете?

Молчание. Трубка брошена, крепость не хочет отвечать.

И раз, и два, и три, и опять звонили в крепость. Там кто-то берет трубку, начинает разговор, но лишь попросят кого к телефону — в ответ гробовое молчание.

Наконец примчался из крепости вестник:

— Наших арестовали, посадили в тюрьму…

— Как, за что?

— Ничего не знаю, только собрание спешно оборвали… сказали, что киргизы на крепость идут… а их всех посадили зараз…

В штадиве вверх ногами полетела жизнь. Сейчас же все — под ружье. А всех — ничтожная горстка. Уставили пулемет, приготовились встретить. В первые же минуты ждали, что налетят:

— Раз арестовали наших, — решили они, — раз посадили в тюрьму значит, сейчас ударят на штаб!

Тут были: Позднышев, Ная, жена Кравчука, Масарский, Альтшуллер, Колосов Алеша, Лидочка, Аксман, Горячев, Рубанчик, Никитчеико, — кто-то еще, несколько человек. Они решили умереть, но не даваться живыми в руки.

— Товарищ Белов, — крикнул на бегу Масарский, — все равно не удержимся… У меня тут секретные бумаги особотдела… Сожгу?

— Жги! — согласился машинально Панфилыч.

Через минуту на дворе заполыхали языки пламени, — Масарский запалил ящики и корзины, доверху набитые «секретами».

В ранних сумерках ненастного дня только искры заметались по двору, и над крышами домов только дым повалил густой и черный, а зарева не было. В отблесках жаркого костра шмыгали здесь и там человеческие фигуры, кто-то зарывал в землю лишний «кольт» — чтоб не достался врагу, кто-то под навесом надворного сарая прятал связки казенных денег. Мелькали хаковые гимнастерки, под гулкий шепот и треск бумажного костра в диком танце метались люди — мимо окон штадива, по двору, по крыше, с крыши долой и мимо изгороди — в штаб. Пугливо, недоуменно озираются кони, фыркают на костер, вертят нервно сытыми крупами, дергают уздечками шаткую изгородь. Бомбы наготове, револьвер за поясом, другой в кармане про запас, винтовка рядом в углу заряженная, а там высунулась гладкая, злая шейка пулемета: ждет…

Штаб переживал агонию…

Позднышев у провода. Он сообщает Ташкенту, что представители военсовета арестованы в крепости, что каждую минуту можно ожидать налета мятежников. Ташкент просит к проводу Белова. Подбежал Панфилыч; оттуда говорили:

— Я — Новицкий. Комфронта приказал спросить вас, как дела… У аппарата Куйбышев и товарищ Фрунзе (они, видимо, внезапно подошли. — Д. Ф.).

— Здравствуйте. Я — Белов. Положение таково: с вашим приказом в крепостной гарнизон пошел в полном составе военный совет дивизии. Сведений от них официально никаких не имели. Получили первое сведение, что конфликт улаживается, потом — что все наши делегаты арестованы, и третье — что крепость, то есть крепостной гарнизон, идет, — сейчас слышно по улицам пение воинских частей. Посланная разведка сейчас донесла, что происходит движение по городу. Со всеми мерами охранения стараемся выяснить: послан специальный человек. Но вообще все в панике и стараются не исполнять официальных указаний. Если через час мы не сумеем подойти к аппарату, то наверняка будем все в западне. Особым отделом сожжены все дела. На всякий случай принимайте меры, какие угодно. Если конфликт не уладится, то впредь… исполнения своего приказа… (тут что-то пропущено. — Д. Ф.). Пока больше сообщить не могу. Нам верными остались человек двадцать ответственных работников… Предатели рассыпались по городу. Город оцеплен, из него выбраться трудно. Я постараюсь пробраться навстречу к полку.

— Говорит Фрунзе. Как только выяснится положение в сторону окончательного неповиновения гарнизона, вы должны выбраться из города и направиться в сторону Джаркентско-Копальского тракта, с задачей удержать в наших руках все части, расположенные там. Туда же вы должны дать приказ направиться и вашим ответственным сотрудникам. Захватите с собой телеграфный аппарат и связывайтесь с Семипалатинском с первого возможного пункта. Северной дивизии мною отдан приказ спешно двигаться на Верный. Думаю, что выбраться из него вполне возможно и что это сделать необходимо. Помните, что если сумеете выбраться, то этим, может быть, удастся удержать от выступления остальные части. Пишпекский район беру на себя. Отдайте приказ по всем частям области о неподчинении их распоряжениям самозваного крепостного совета. Прикажите всем частям севера от Верного перейти в подчинение комгруппы семипалатинской, от коего и получать приказания. Частям Пржевальского и Пишпекского уездов перейти непосредственно в мое подчинение. Эти приказания, особенно на север, должны быть отданы во что бы то ни стало. Как только выяснится положение… (Видимо, пропуск. —