Мятеж - [102]

В штадиве радостно все встрепенулись. Блеснула надежда, что минует благополучно. Кинулись снова к телефонной трубке:

— Это крепость?

— Да. Что надо?

— Позовите освобожденного из тюрьмы Фурманова…

Я был в это время уже в помещении боеревкома. Окликнули меня, передали трубку,

— Это ты?

— Я.

— Освобожден?

— Да.

— Сюда пустят, в штадив?

— Не знаю. Верно, пустят. Подробности потом. Сейчас начинается заседание…

Обстановка в штадиве переменилась. Не ослабляя зоркости, не выпуская оружия, все, однако ж, стали спокойней. Ждали нас. А мы заседали. И только глубокой ночью прискакали в штадив — измученные, усталые, с лицами серыми от пыли, от нервности, от бессонных ночей…

Обрадованные друзья встречали у входа, до боли сжимали руки:

— Живы… Живы… А мы уж думали…

Так гурьбой прошли в комнату, там открыли экстренное заседанье.

Всего два вопроса:

Первый — успокоить дивизию и область.

Второй — переговоры с Ташкентом.

Тут разговоров было немного: набросали приказ, позаботились, чтоб он срочно и всюду мог попасть.

ПРИКАЗ

Военного Совета 3-й Туркестанской дивизии

Гарнизоном гор. Верного было предложено создать орган власти, которому подчинялись бы все военные и гражданские областные организации. После того как гарнизоном занята была крепость, там организовался Боевой революционный совет. В результате переговоров Военсовета дивизии, Боевого ревкома крепости и других организаций выяснилось, что причиной всего происшедшего был целый ряд недоразумений, окончательно ныне выясненных и ликвидированных. Военный совет дивизии, Боеревком крепости и Облревком пришли к полному и дружному соглашению на следующих основаниях: во главе дивизии, как прежде, стоит Военсовет дивизии, объединившийся с Боеревкомом крепости, а в Об. ревком добавлено от гарнизона 5 представителей.

Все провокационные слухи о бесчинствах, грабежах, кровопролитии и пр. являются подлой выдумкой наших врагов, и всем честным гражданам предлагается всемерно с ними бороться, а виновные будут немедленно предаваться суду по законам военного времени.

Предвоенсовета Фурманов.

Тов. председателя Чеусов.

За секретаря Щукин.

Надо было торопиться бросить этот приказ в массу, только больше волнующуюся от неведенья, надо было известить, что «договорились», что «все благополучно», и т. д. и т. д., ибо уже издалека прилетели слухи, будто в Верном разгром, резня, непрерывные бои… Эти слухи подогревали, подталкивали нерешительных, накаляли атмосферу и без того горячо накаленную.

Дальше — переговоры с Ташкентом. Крепостники заявили, что «новая власть» должна быть сейчас же, немедленно, тут же — по проводу утверждена центром, иначе… иначе она не может и не будет работать.

— Нам надо, — заявил Чеусов, — чтобы не бумажки одни подписывать, а действительно… власть — так власть… чтобы все слушали. Что скажем, то и делать… И пока утвержденья не будет, работать нельзя…

Нам приходилось дорожить только что наладившимся примирением. Оно удлиняло передышку, давало возможность подтягивать горами 4-й полк, поджидать помощь из Ташкента, разлагать тем временем восставших… Малейшая неловкость, неуступчивость, заносчивость наша могли все перевернуть вверх ногами — и тогда… что тогда?

Тогда можно всего сгоряча ждать.

Поэтому и крепостным теперь мы не возражали, только предупредили, что и «тут же — у провода» могут-де власть нашу и не утвердить, что Ташкенту надо же подумать, посоветоваться — словом, с ответом они, видимо, там повременят…

— Немного можно, отчего же, — снисходительно согласились крепостные.

Мы говорили по проводу:

— У аппарата Фурманов и другие. Говорю я, Фурманов. По получении от вас приказа мы устроили совещание, рассмотрели вами поставленные вопросы. После этого направились в крепость на общее собрание, и мне предоставлено было слово для разъяснения. Но это не удалось: была пущена ложная тревога, митинг сорван… После этого было совещание, на котором мы были арестованы и посажены в заключение, через два часа мы были освобождены и на новом совещании (с боеревкомом. — Д. Ф.) согласились на принятии следующего:

«Объединить оба совета: боесовет и военсовет дивизии в полном составе всех членов. В Облревком (избрать от гарнизона. — Д. Ф.) пять товарищей. Немедленно приступить к работе и объявить приказом по войскам и населению о составе и донести центру». Это постановление считать окончательным, и весь инцидент считать ликвидированным. Я ходатайствую об утверждении этого соглашения, потому что это успокоит окончательно. По дивизии издали приказ об организации власти, где вкратце объясняем все происшедшее. Я кончил. Фурманов.

— Где были арестованы вы и ваши товарищи? И по чьему приказанию?

— Трудно сказать — по чьему, но в присутствии членов боевого ревкома.

— Сообщите новый состав военсовета.

Перечисляю им фамилии двенадцати человек: семь в военсовет, пять в облревком, указываю партийность некоторых крепостников, занимаемую должность. А в заключенье:

— Члены боеревкома гарантируют нам полную неприкосновенность личности. Завтра с утра приступим к работе.

Ташкент чего-то не понял. Спрашивает:

— Откуда взяли двенадцать, когда перечислили пять?