Мятеж - [101]
— Да, здесь. Сделаем все, что сумеем. Постараюсь во что бы то ни стало выбраться из Верного. С вашего разрешения, нельзя ли сделать следующее: пока выясняем — окружат, и выбраться будет безусловно нелегко. В данный момент больше имеется шансов на то, что я выйду из города. Не найдете ли возможным передать командование дивизией, например, облвоенкому Шегабутдинову, а самому выехать из Верного на Копальский тракт?
— Вообще ваш выезд непосредственно к частям дивизии я считаю очень желательным. Передачу командования Шегабутдинову теперь же, пока положение неясно, считаю недопустимой. Может, в крайнем случае командование передать наштадиву, а сами выезжайте, согласно моим прежним приказаниям. Наштадив должен выполнить все ваши распоряжения, вообще же решение вопроса предоставляю вам, сообразуясь с обстановкой. Кто у вас наштадив? Фрунзе.
— Наштадив у меня Янушев. Передавать командование ему нежелательно в том отношении, что — при каком угодно исходе — снова будут провоцировать, что командовать будет неизвестный для них человек, да (к тому же. — Д. Ф.) офицер. В крайнем случае полагаю сделать так: войска Джаркентского и Пишпекского районов передам вам, непосредственно в ваше распоряжение…
— Войска каких районов? Войска Джаркентского — не может быть?
— Извиняюсь, забита голова: Пржевальского и Пишпекского районов. Остальные части передам в подчинение комбригу девять. Это будет лучший выход.
— Хорошо, но комбриг должен быть подчинен Блажевичу. Кстати, как фамилия комбрига и где его штаб? Фрунзе.
— Фамилия комбрига девять — Скачков, штабриг находится в селении Гавриловке. Все же постараюсь как-нибудь уяснить положение, чтобы своим отъездом не испортить дело. Обо всех изменениях положения, если не будем захвачены, будем извещать регулярно и через короткий промежуток времени. Срок между донесениями полагаю установить час. Больше у меня ничего.
— Если даже положение улучшится, все равно выезжайте на север, сдав командование лицу по вашему выбору. Еще вопрос: какова роль Шегабутдинова? Фрунзе.
— Об этом донесем дополнительно; думаю, что он попал туда по несчастью, и он, по нашему мнению, оказал там большое влияние, сдерживая красноармейцев, как надо, от пьянства и тому подобное. Больше у меня ничего нет, разрешите уйти от аппарата и приступить к выяснению положения. Белов.
— Хорошо, секретное слово вставляйте незаметно, в первых двух фразах один раз, мы будем делать то же самое…
Затем, по-видимому, был обмен примерными секретными фразами. Говорил из Ташкента Куйбышев. И та, и другая сторона поняли условность разговора, взаимно расшифровались. Условились еще раз, что ровно через час Белов уведомит о положении, если только вообще это будет возможно, если их всех не арестуют здесь же, на месте…
Затем сохранился обрывок одного совершенно панического разговора по проводу, но кто вел и когда именно — установить нельзя, нет никаких следов. Кто-то из Верного:
— Позовите к аппарату Новицкого, Куйбышева, Фрунзе, всеобщую власть Ташкента…
— У аппарата остальных нет. Я — Новицкий. Начинайте.
По-видимому, штадив повторил свое требование о «всеобщей власти Ташкента». Новицкий отвечал:
— Отлично. Я понимаю, что нужно к аппарату всю высшую власть. Пока никого нет, вызвали в штаб, а потому ответьте: не желаете ли вы начать предварительный разговор со мной и, кроме того, нужно ли присутствие председателя Турцика… крайкома…
— Да вообще я прошу: позовите к аппарату всю высшую власть…
Тут какая-то заминка. А дальше:
— Какую высшую власть, — спрашивает Новицкий, — военную или гражданскую?
— Ну, да, конечно, военную — зачем нам гражданская. Вот, например, Куйбышева, Новицкого (? — Д. Ф.). Председателя Турцика, всех сюда надо позвать поскорей — поняли или нет теперь-то?
— Председатель Турцика — гражданская власть, а не военная, — урезонил Новицкий, — вы сами себе противоречите…
Из Верного огрызнулись, и, видимо, еще крепче повторено было требование «позвать всех».
— Так вы понимаете, — тщетно, хотя и разумно, убеждал паникера Новицкий, — что в скором времени все прибыть не могут, а потому предлагаю вам начать разговор…
Неизвестно, состоялся ли этот разговор. На этом ленты оборваны. Кто себя вел так панически — черт его знает! И даже точно неизвестно, в какой момент мятежа велся самый этот разговор. Наиболее подходящим, по критичности для штадива, является как будто именно этот — когда ждали с минуты на минуту налета, когда жгли бумаги особотдела.
А впрочем, неизвестно.
Белов обдумывал положение в связи с тем, что ему вот-вот придется исчезнуть из Верного. Советовался с Янушевым, начальником штадива. Советовался с Позднышевым. А в открытые окна штаба доносился с улиц тревожный гул скакавших отрядов. И вдруг прибежал из крепости Медведич он там все время был около тюрьмы, пока сидели мы — арестованные:
— Освободили всех, повели куда-то на заседание… Надо быть, в ихний совет…
