Мы живем рядом - [3]

Золотою водою в пески.

Ту, что правдой великой волнует

Океан человеческих душ,

Вот такую, до дна дорогую,

Мы приветствуем жизнь, Гиндукуш!

Трудно жить среди каменных станов,

Среди этих ущелий нагих,

Мы приветствуем крепких патанов,

Что затеряны в дебрях твоих.

Дружбу мерим широкою мерой,

Чистой мерой советских людей,

Мы приветствуем тех — за Хайбером,

Тех — за Индом, — наших друзей.

Гулу наших моторов, как эхо,

Вторит вся твоя снежная глушь,

В нашей дружбе ты нам не помеха,

Ты — союзник и друг, Гиндукуш!

В Хайберском проходе

Вот он, Хайберский проход[1],

В небо стеной громоздится,

Вниз посмотри — бойницы, дот,

Вверх — торчит крепостица.

Кружит дороги накат,

Петлями режет высоты,

Снова стоят, снова стоят

На́долбы, башни, доты.

Форт на пригорке залег

В волчьем обличье сером,

Чтобы никто не мог

Этим пройти Хайбером.

Что ж не пылит огнем?

Где тревоги ракета?

Мы Хайбером идем,

Люди Страны Советов.

Мы веселы и горды,

Что нам ручей этот мерить?

— Мало нам этой воды!

Скучно нам в этом Хайбере!

Деревца тут не найдешь,

Проволок жестче тра́вы,

Только вот день и хорош,

Льющийся синею лавой.

Птица — и та не поет,

Доски висят на скалах,

Это британских полков учет,

Сколько их здесь пропало!

И устрашить не могли

И удержать не сумели

Этой суровой земли,

Не покоренной доселе.

Киплинг, поправку пиши

В строки, в которые верил:

Томми свой путь завершил,

Плохо ему на Хайбере!

Было лишь ложью оно,

«Братство» туземцев и белых,

Здесь оно тоже погребено,

В этих камнях замшелых.

Вот почему не страшны

Эти молчащие доты

И никому не нужны

На́долбы старой работы.

Темная здесь тишина,

Скалы еще безответней,

С каждого камня война

Тенью встает столетней.

С гор, где тропа на весу,

Женщины, босы и строги,

Хворост, согнувшись, несут

По запрещенной дороге.

Каменный жалкий приют,

Всеми ветрами изгрызан,

Здесь лишь одно берегут:

Ненависть к белым инглизам,

Старый одернув кафтан,

Мимо — в худом молчанье —

Смотрит угрюмый патан,

Думая: мы англичане!

Точно из камня, гордец,

Даже глаза без движенья,

Хоть тишина наконец,

Вновь он готов для сраженья,

Нищий.

И гол его дом,

Дикой свободой согретый.

Так мы Хайбером идем,

Люди Страны Советов!

Форт Джамруд

Стоишь ты в глиняной резьбе,

Седой Джамруд[2],

Но все сказанья о тебе

Умрут, умрут!

Здесь помнит каждый старожил,

По всем горам,

Что не народу ты служил —

Его врагам.

Не раз тебе сверкал, слепя,

Клинков изгиб,

И пелись песни про тебя,

Чтоб ты погиб.

Ты жил, неся позорный труд,

Без перемен,

Но так предатели живут

В крови измен.

Ты на борьбу родных племен

Смотрел смеясь,

Но мелют мельницы времен

Не торопясь.

Собранье глины и камней

Твое, Джамруд,

Те мельницы веселых дней

Все в пыль сотрут.

Нет, не захочет гор народ

Твой помнить прах,

В тот день, когда заря взойдет

На всех горах.

Умрешь ты в глиняной резьбе,

Джамруд, Джамруд,

И все преданья о тебе

Умрут, умрут!

Инд

Я рад, что видел у Аттока

Могучий Инд в расцвете сил

И весь размах его потока,

Который землю веселил.

И я, смотря, как дышит долгий,

Пришедший с гор высокий вал,

От имени могучей Волги

Ему здоровья пожелал.

Холмы за Равальпинди

Равнинный жар

Успел нам щеки выжечь,

В Москве снежком

Уж любовались мы

Пять дней назад,

А вот сегодня вижу

За Равальпинди красные холмы.

И красноты

Такой необъяснимой,

Причудливостей

Полные таких!..

А вот мы их проедем

Молча мимо

И где-то после

Мельком вспомним их.

Чудес природы

Этим не обидим,

Я лучше расскажу

Про перевал.

Про перевал, который

Я не видел,

Но о котором

Горец рассказал.

Тот перевал — он

В Гиндукуше где-то —

Тур[3] из камней

Отметил высоту,

И каждый путник

В тишине рассвета

Добавить должен

Камень в этот тур,

Как в благодарность,

Что достиг он цели...

...Шел караван

Сквозь вьюги пенный вал,

Снег до колен,

Все горы побелели,

Таким никто

Не помнил перевал.

И говорили горцы:

— Поглядите,

Случилось что-то,

Знак большой беды! —

Керван-баши

Халатом пальцы вытер,

Края огладил красной бороды.

И, бросив есть,

Все горцы замолчали,

И он сказал: — Лег снег

Поверх камней!

Вы правы, люди, —

Это знак печали,

И снег пришел

Нам рассказать о ней.

Издалека мы весть

Одну имели,

Через Вахан, Рошан,

Через Памир

Она пришла и к нам,

На дно ущелий!

Великий вождь

Оставил этот мир!

На севере,

В Мескеви, умер Ленин,

Чрез горы мрака

Он людей привел

На перевал, для многих поколений

Путь указал,

Чтоб мир за ним пошел.

Так мудрость мира

Он для всех умножил,

И с перевала

Нынче уходя,

Пусть каждый здесь

Своей рукой положит

Отдельный камень —

Памяти вождя!

...Года идут.

В скалистой темной раме

Кипят снега

И в зимнем стынут сне,

И каждый путник

Добавляет камень

На перевале

В дикой стороне.

И я хочу, —

Но сбудется едва ли,

А может быть, и сбудется,

Как знать, —

Чтобы судьба на этом перевале

Хоть раз дала

Мне тоже постоять.

Вот весь рассказ,

Услышанный на Инде,

Изложенный простым

Стихом моим,

О красных же холмах

За Равальпинди

В другой уж раз

Еще поговорим.

Зебу

Эти бархатные зебу[4]

Хороши до загляденья,

Их глаза подобны небу

Перед солнца восхожденьем.

Их рога — подковы счастья,

Их тела легки и строги,

Словно самый лучший мастер

Обточил им эти ноги.

Любовался б ими вечно,