Мы — военные - [99]

— Вот и договорились. После перерыва, минут через десять, состоится концерт художественной самодеятельности. Посмотрим, чем нас порадуют наши артисты.

Задернули пестренький, сшитый из штапеля занавес. Из-за него послышались таинственные стуки, шарканье ног. На сцене что-то перетаскивали волоком, что-то устанавливали — «артисты» готовились показать веселую одноактную пьесу из колхозной жизни. Постановщиками и исполнителями главных ролей, как и вообще организаторами всего концерта, были лейтенант Гарусов, младшие сержанты Дзюба и Лесных.

Но разве мыслима настоящая, приличная самодеятельность без участия в ней женщин? Конечно нет. И часть женщин гарнизона была «вовлечена» в нее. Тамара Павловна согласилась спеть несколько песен под аккомпанемент гармони, Дуняша вполне устроила режиссера Гарусова как исполнительница главной женской роли в пьесе.

Даже Маргариту Ефимовну уговорили выйти на сцену в качестве исполнительницы роли стряпухи. Правда, вся ее роль сводилась к тому, чтобы ударить тряпкой озорного тракториста, открывшего самовольно крышку котла, и сказать: «Куда ты нос суешь? Вот непутевый!» Несмотря на скромность роли, готовилась Маргоша к выходу на сцену с полной ответственностью. Она сотни раз репетировала перед зеркалом, а когда домой являлся Леонид, шлепала его полотенцем и кричала сердито: «Куда ты нос суешь? Вот непутевый!» И Леня отвечал словами веселого тракториста: «У вас, тетка Степанида, никакой деликатности нет в обращении с кавалерами». Потом добавлял уже не по тексту пьесы: «Ну тебя к шутам с твоими комедиями, собирай обедать». Но Маргоша приставала к нему и плаксиво тянула: «Ой, Ленечка, давай еще разок прорепетируем…»

Не нашли в гарнизоне партнершу Дзюбе для плясок. Вздыхали, вспоминая суматошную и разбитную подругу лейтенанта Захарчука. Та могла бы «отколоть» любой номер, но пойди-ка разыщи ее! Сам Захарчук не знает, где его Нинок…

Однако Гарусов вышел из положения, пригласив учительницу Глафиру Сергеевну. Танцевала Глаша изящно и легко. Даже Яков Миронович, продолжавший посматривать на самодеятельность косо, сказал как-то на репетиции с одобрением: «Вот стрекоза! Ну добра, пусть привыкает к гарнизону».

Гарусов, конечно, понял намек.

«Я НА ГОРКУ ШЛА…»

Ну и блинов напекла Зинаида Карповна! Пышные, мягкие, как вата, ноздреватые, они так и впитывали в себя сметану. Алексей не такой уж большой чревоугодник, но одолел-таки штук семь-восемь. Наверное, от тещиных блинов, будь они неладны, и овладело замполитом такое необычайно благодушное настроение. Хорошо, все идет хорошо!

«Поговорив» с Кузьмой, раскрывающим беззубый рот, снял с вешалки шинель. Теща заворчала:

— Опять в поход!.. Хотя бы полежал после обеда, работяга.

— Непривычен я валяться днем. Пойду в роту к своим орлам.

— Об орлах вся забота… А жену оставляешь без внимания — это ничего?

Собирая со стола, Тамара оглянулась.

— Ты, мама, скажешь!.. Как будто молодожены. Да и некогда мне. Сейчас надо письменные работы проверить, а там и занятия.

— Вот видите! — подхватил Алексей.

— Ну ладно, иди уж, — Зинаида Карповна легонько подтолкнула зятя к порогу, — не маячь тут.

На улице было тихо. Стоял один из тех зимних дней, какие часты в Прибалтике: и не подмораживает и не тает, и небо, как шторкой, задернуто сплошными полупрозрачными облаками. Невесомые снежинки медленно и плавно, почти не кружась в воздухе, оседали на землю. Дым из трубы над солдатской казармой сначала поднимался отвесно, затем, словно задержанный невидимой перегородкой, останавливался, расползался в стороны и таял.

Алексей постоял на крылечке, закурил. С крылечка, словно с капитанского мостика, смотрел он на мир со спокойствием моряка, корабль которого идет точно по курсу.

«Разве это не так? — размышлял Алексей. — Конечно, посторонний, не очень внимательный наблюдатель посмотрит на жизнь гарнизона в Малых Сосенках и скажет: тут изо дня в день одно и то же, никаких изменений — скучно и однообразно… Но это же неверно, черт возьми!»

В памяти всплыла вдруг такая картина: летняя ночь, гроза. Алексей всматривается в темень из окна радиолокационной станции. При яркой вспышке молнии он видит автомашины, неподвижно застывшие на шоссе, а над ними самолет — тоже неподвижный, словно повисший в воздухе. При вспышке молнии и ручеек, что, извиваясь, спешит к речке Вилюшке, представится окаменевшим. Обман зрения! В действительности все в движении. Посмотрите при свете дня, как, сверкая на солнце фарами, бойко бегут по дороге деловитые грузовики, проворные «легковушки», солидные автобусы, как стремительно проносятся в небе серебристые истребители.

А ручеек? Даже сейчас, зимою, он течет себе и течет. Во время прогулки на лыжах Алексей и Тамара любовались им. Сквозь прозрачную корку льда было видно, как он бежит, играя белыми пузырьками. Эти пузырьки сталкиваются между собой, соединяются и вновь распадаются, уносимые зеленоватой живой струей. В некоторых местах ручеек, раззадорившись, упорно сбрасывает ледяную одежду. Так и журчит на морозе голенький. Только по краям его нарастают причудливые ледяные кружева.

Вот и жизнь в Малых Сосенках — хотя внешне и не богата событиями, но каждый день приносит что-то новое. Пусть это новое на вид маленькое, невзрачное — оно интересно и дорого для всего гарнизона…