Мы — военные - [100]

Философствуя на крылечке, Алексей видит, как на соседнем таком же крылечке появляется с ведрами супруга старшины Пахоменко. Она направляется к водоразборной колонке. Интересно, как там у нее с муженьком — не пробежала ли между ними снова черная кошка?

Ольга торопливо хватает ведра с водой. Но старшина Пахоменко еще издали приказывает:

— Ольга! Не трожь, поставь обратно! Я же тебе сколько твердил, чтобы сама не ходила за водой. Заболеть хочешь?

— Что ты, Коля, ничего со мной не случится…

— Случится, если не будешь остерегаться.

Старшина без шапки и без ремня. На ногах, вместо сапог, подшитые валенки — по-домашнему. Он легко поднимает ведра, будто они пустые. Обращаясь к замполиту, старшина жалуется:

— Беда с бабами, никак не слушаются…

И вперевалочку, медвежьей походкой идет к дому по расчищенной в снегу дорожке. Ольга Максимовна, прежде чем засеменить за мужем, смотрит ему вслед, склонив голову к плечу.

Алексей шагает дальше. Снег поскрипывает у него под подошвами яловых сапог, и в этом скрипе отчетливо слышится: «Хорошо, хорошо, замечательно!» А снежинки падают и падают. Они не липнут к шинели, а еле удерживаются на ворсинках. В такт своим шагам Алексей вполголоса напевает:

Хорошо, хорошо,

Замечательно!..

Потом, спохватившись, с досадой останавливает себя: «Товарищ старший лейтенант, что это вы разомлели? Этак можно успокоиться и остановиться на месте, как вон тот дымок над трубой. Нельзя тебе благодушествовать, товарищ старший лейтенант!» Он ускоряет шаг, держа направление на солдатскую казарму.

В одном из классов младший сержант Клюшкин проводит занятия с группой планшетистов и операторов, пожелавших овладеть смежной специальностью радиотелеграфиста. Он на ключе медленно и отчетливо передает текст радиограммы, а товарищи сидят за столами в черных наушниках и записывают.

На минутку Алексей задерживается у двери в класс. Клюшкин, не замечая замполита, прерывает передачу и недовольно спрашивает:

— А вы, Васин, почему не записываете?

— Не успеваю, товарищ младший сержант, — слышится виноватый голос солдата.

— Потому не успеваете, что считаете точки и тире. А вы не считайте, привыкайте схватывать весь знак сразу.

— Не получается…

Тут солдаты замечают старшего лейтенанта, который стоит на пороге. Все спешат подняться, но Алексей делает предупреждающий жест:

— Сидите, сидите!.. Как дела идут? К сдаче экзаменов на классность радиотелеграфистов готовы?

Всем ясно, что замполит шутит. Какая уж там классность, если не научились принимать самую медленную передачу! Даже азбуку Морзе на слух твердо еще не усвоили. И ключ никак не привыкнут держать в руке. Кроме того, надо устройство радиоаппаратуры изучить как следует, правила эксплуатации станции освоить…

А щепетильный Володя Клюшкин понимает вопрос замполита по-своему: «Видно, плохо учит вас младший сержант, если вы до сих пор не можете даже знаки запомнить». Он растерянно мигает ресницами, притрагивается пальцем к головке ключа.

— Я, товарищ старший лейтенант, стараюсь передавать как можно четче, — говорит он, словно оправдываясь, — но… все равно не улавливают. Главное, точки и тире считают. Разве успеешь записывать, если считать?

— Конечно не успеешь, — подтверждает Алексей. Он снимает шинель и вешает ее у двери на гвоздик. — А что, если нам знаки перекладывать на музыку?

— Как это?

— Очень просто! Надо к каждому знаку подбирать какую-нибудь мелодию, тогда и знак запомнить будет легче. Послушайте, как звучит, к примеру, цифра два — две точки, три тире: та-та та-а та-а та-а. На что это похоже? Это похоже на мелодию старинной песни «Я на горку шла». Попробуйте сами отстучать на ключе.

Ключи начинают отбивать точки и тире. Званцев стоит посреди класса, широко расставив ноги, и наблюдает за лицами солдат. У одного физиономия расплывается в довольной улыбке: а ведь забавно, в самом деле; другой удивленно и радостно поднимает брови, воспринимая это самое «Я на горку шла» как великое открытие; третий постукивает ключом недоверчиво: а помогут ли эти хитрые штучки?

Рядовой Анисимов свирепо таращит глаза:

— Влепилось!

— Что влепилось?

— Эта самая… мелодия в мозги влепилась, вот оно какое дело-то. Навеки! Теперь двойку ни с одним знаком не спутаю при любой скорости. Ведь точно выговаривается: я на го-орку шла-а. Здорово, а?

Все соглашаются, что действительно получается здорово. Тут же коллективно начинают «сочинять музыку» для других знаков.

По совету Званцева Клюшкин передает знаки, сходные по звучанию. Начинающие радиотелеграфисты пробуют воспринимать их как музыку и вскоре убеждаются, что невозможно спутать букву «ж» с четверкой, букву «б» — с цифрой шесть. И как только они раньше с трудом различали эти знаки?

— Очень интересно получается! — восторженно заявляет рядовой Васин. — Зачем мне теперь считать точки и тире, если мелодию поймал? Верно?

Ученики Клюшкина только во вкус вошли, а учитель уже отворачивает обшлаг на рукаве гимнастерки, посматривая на циферблат ручных часов: пора собираться на занятия в вечернюю школу, что ведет Тамара Павловна.

Трудно, очень трудно приходится Владимиру Клюшкину! Плановые занятия по боевой и политической подготовке — раз, дежурства на радиостанции — два, учеба у Тамары Павловны, чтобы сдать экстерном экзамен на аттестат зрелости, — три, подготовка к повышению своей классности — четыре, занятия вот с этими радиотелеграфистами-любителями — пять. Письмо синеокой Люсе написать обязательно надо, а времени не хватает…