Мы — военные - [74]

— Проводить вас до дома не разрешите? — улыбнулся Крупеня.

Дуняша не опускала головы, не отворачивалась застенчиво, как другие девушки. Она с укором глядела ему прямо в глаза.

— Вы думаете, это хорошо — каждый вечер девушек менять?

И убежала. Несколько минут Крупеня стоял неподвижно, прислонившись к ограде палисадника. Что же это случилось? Первый раз девушка не разрешила проводить ее, и первый раз испытывает он такое сладкое щемление в груди, такую непонятную радость.

Словно хмельной, брел он к дому брата, продолжая слышать Дуняшин укор: «Вы думаете, это хорошо?»

Ее слова, интонация казались младшему лейтенанту давным-давно знакомыми. Но где и когда он их слышал?

В стороне от дороги смутно замаячила ветряная мельница. С бугра, на котором она стояла, когда-то катался на салазках отчаянный мальчишка Толька Крупеня. Сюда приходили иногда и девчонки, но им тогда здорово доставалось! Если не успеют удрать, в момент оказывались в сугробе. Мало того, сдерут мальчишки платок, оттаскают за косы, «умоют» снегом — не со злым умыслом, а так, ради забавы. Трусихи эти девчонки! Впрочем, одна нашлась храбрая…

Вспомнил! Вспомнил Анатолий, где и когда слышал он те слова.

…С большим комом снега бежит Толя за стайкой девчонок. Шапка-ушанка с незавязанными тесемками сбита у него на сторону. Он похож в ней на лопоухого, задиристого щенка. Девчонки рассыпаются от него в разные стороны. Возле салазок остается маленькая белобрысая девчушка. Ее серые, ясные глаза смотрят на озорника без всякого страха.

— Ты думаешь, это хорошо — обижать девочек? — баском спрашивает она.

От этого простого вопроса рука мальчишки медленно опускается, пальцы разжимаются. Ком снега падает на залосненный салазками и лыжами спуск с горы. Чтобы скрыть свое смущение, Толя с силой поддает снежок ногой и бормочет:

— Ну, ты, героиня, мотай отсюда, пока косы целы.

Однако девчонка продолжает стоять возле салазок. Тогда от нечего делать Толя спрашивает у нее более миролюбиво:

— Звать-то как тебя, кукла моргучая?

— Дуняшей.

— А годов сколько?

— Шесть.

— Ну во-от! — обрадованно протянул Толя. — Всего шесть годов, а задаешься… Мне скоро одиннадцать!

Гордый своим превосходством в годах, он не спеша направляется к товарищам.

Теперь, спустя почти тринадцать лет, он вторично пристыжен этой конопатой кнопкой, не похожей на своих подруг. «Вы думаете, это хорошо — над девушками насмехаться?» Ах ты, Дуня-тонкопряха!

С того вечера никого, кроме Дуняши, не хотел видеть щеголеватый лейтенант. Но она держала себя настороженно, старалась не оставаться с ним наедине. Так получалось, что, провожая ее из клуба, приходилось ему под другую руку цеплять хохотушку Полинку. «Для противовеса», — мысленно усмехался он.

Однажды, когда отпуск Крупени подходил к концу, Дуняша пришла в клуб без подруги. После кино и танцев он провожал ее.

Постепенно веселые голоса молодежи растеклись по улицам-переулкам, и они остались вдвоем. Была тихая полночь. При свете луны тускло поблескивали морозные полосы на железных крышах домов. Тропинка, по которой они шли, была для двоих узка. Приноравливаясь к мелким шажкам девушки, Анатолий шел по обочине тропинки. Посеревшая от инея, прихваченная морозцем трава не шуршала, а тоненько звенела у него под ногами. Точно боясь нарушить прелесть ночи, оба молчали.

У покосившейся калитки, прикрепленной к столбу скрученным из лозы жгутом, остановились. Здесь обычно Дуняша говорила: «До свидания» — и оставляла Анатолия с Полинкой. Хочешь не хочешь, надо ради приличия провожать и Полинку — на самый край села. А сегодня они одни…

Не успела Дуняша сказать: «До свидания», как он порывисто обнял ее. Она увертывалась от его поцелуев, а он, будто обезумев, целовал ее глаза, шею, волосы, выбившиеся из-под белого пухового платка.

— Не надо, — шептала она, слабо сопротивляясь, — прошу вас, не надо!..

— Дуняша, счастье мое! Ты меня не бойся…

— Не надо, тетя увидит в окно…

— Пусть увидит! Пусть все знают, что я люблю тебя!

— Пока со мною, говорите такие слова, как отвернетесь — забудете…

— Вовек не забуду! Выходи за меня замуж, Дуняша! Не веришь? Пойдем хоть завтра в загс. Любить тебя буду, жалеть буду… Поедем со мной в Прибалтику! Что ж ты не отвечаешь, Дуняша?

Она осторожно отстранилась от него, хотя руки ее оставались в его руках.

— Знаешь что…

И радостно и неловко ей было оттого, что впервые назвала она любимого человека на «ты».

— Знаешь что, Толя, давай подождем.

— Чего ждать? Зачем ждать?

— Ты думаешь, это хорошо — пожениться, не узнавши друг друга? Потом бросишь, скажешь, некрасивая…

— Красивая! Ты лучше всех, Дуняша!

— Подожди, Толя, годик. Если наша любовь настоящая, она выдержит испытание.

Анатолий был настойчив, а Дуняша тверда в своем решении подождать. Так нашла коса на камень.

«Испытательный срок» Анатолий принял, но не упускал случая, чтобы «дать руля налево». Он считал, что в этом ничего предосудительного нет: быль молодцу не в укор.

Письма от него Дуняша сначала получала чуть ли не ежедневно. Потом они начали приходить все реже и реже. И вот эта тревожная весточка от Ольги Максимовны Пахоменко. Добрая тетя убедительно просила приехать в гости, намекала на то, что, может быть, от этого зависит ее, Дуняшино, счастье.