Мы — военные - [72]

— Моя Софья Матвеевна влюбилась в него.

— Когда же она успела?

— А вот когда историю части ему перепечатывала, тогда и влюбилась.

Разговор с подполковником Рощупкиным словно окрылил майора Лыкова. Вот оно какое дело: нет и не будет Черноусова!.. А тон у исполняющего обязанности командира полка совсем иной. Не кричал, как Черноусов, до дребезжания мембраны, не обещал снимать стружку и вправлять мозги — тихо и спокойно. Однако все, что им сказано, дошло до разума и сердца. Вот у кого надо учиться разговаривать с подчиненными, товарищ командир роты! А ты Черноусову вторил. Урок для Якова: учись, да не у всякого…

С такими мыслями майор Лыков направился искать Званцева. Знает он или не знает о добрых вестях?

Алексей находился посреди двора, там, где начали мостить плац. Окруженный солдатами, в фуражке, сдвинутой на затылок, он сидел на корточках, показывая, как надо укладывать кирпичи, чтобы получался рисунок «елочкой».

— Старший лейтенант, на минуточку, — отозвал его в сторону майор. — Ты когда с Ворониным разговаривал?

— Часа два назад, — ответил Званцев, стряхивая с брюк песок.

— Ну ладно, бери под свое начало весь коммунальный отдел и заворачивай этим делом на пару со своей активисткой.

— Почему со своей? — Алексей пожал плечами. — И ваша Марья Ивановна такая же активистка.

— Это верно, пустилась Марья в свет.

Алексею понятно было, что Яков Миронович ворчит на жену так, для блезиру, а в душе доволен тем, что Марья «пустилась в свет».

ВЕСЕЛЫЙ ВОСКРЕСНИК

Наутро — день был воскресный — две грузовые машины, раскачиваясь на прошитой корневищами сосен дороге, подошли к расположению роты. Из кабины передней машины вылез маленький бойкий ефрейтор. О прибытии он доложил командиру роты громким, срывающимся голосом.

Лыков велел позвать второго водителя и объяснил им, в чем состоит их задача: одному возить кирпич, а другому дерн, который уже заготавливают неподалеку. Затем он взглянул на серое, затянутое тучами небо и сказал, что, как только пойдет дождь, обе машины будут возить дерн.

— Завтракали?

— Завтракали.

— Ну, поехали, я сам покажу вам, где и что.

Это был не просто воскресник, а какой-то веселый штурм. Работа кипела и у развалин, где продолжали ломать и заготавливать кирпичи, и на другой лесной поляне, где снимали пласты дерна, и во дворе городка, где выкладывали мостовые и разбивали газоны.

— Давай, давай конвейером! — восклицал радостно возбужденный Клюшкин. И, обращаясь к Дорожкину, спрашивал весело: — Как оно получается, Тихон? Фундаментально?

— Ничего, однако, — добродушно отзывался тот и снимал с машины сразу несколько больших пластов дерна.

Марья Ивановна вместе с Тамарой с утра распоряжалась на дерновой площадке. Она говорила: «Там глаз да глаз нужен. Наскребут блинчиков и все дело испортят». Потом, убедившись, что солдаты вырезают вполне приемлемые куски дерна, женщины возвратились в городок, где, по их мнению, тоже требовался глаз.

Ровные четырехугольные пласты дерна плотно, один к одному, ложились на землю. Они закрывали зыбучий песок, образуя сплошную зеленую поверхность. Тамара была счастлива, сознавая, что своими руками буквально обновляет землю, на которой живет. Она с удовлетворением думала о том, что это же отрадное чувство испытывают и Ольга Максимовна, которая на корточках, выставив острые колени, рядом с нею укладывала дернины, и Марья Ивановна, и солдаты.

Дождь, накрапывавший с утра, усилился. Тихий и теплый, он сыпал с совершенно однотонного серого неба. Теперь нельзя было разглядеть, с какой стороны идут тучи, низко или высоко и есть ли они вообще. Дождь взялся за дело всерьез и надолго. Но работа продолжалась.

Семен Марченко, самый ярый противник воскресника, и тот осклабился, подмигнув рядовому Васину:

— Во, Сергей, как на войне!

— Интересно! — воскликнула Марья Ивановна. — На миру-то, лапушки, и смерть красна.

— А жизнь на миру еще краше, — заметила в ответ Тамара.

За горячей работой не заметили, как подошло время обеда. Тамара приуныла: сейчас надо разжигать керогаз, а керосин, кажется, кончился, придется у Марьи Ивановны занять… И вообще не хочется усталой возиться с обедом.

К ней подошел Алексей. Присев рядом на корточки, заглянул в лицо, сказал вполголоса:

— Тома, ты знаешь, того… Побереглась бы все-таки.

— Не беспокойся, Алеша, ничего плохого не случится.

— Смотри!

— Смотрю… Вот обед сейчас разогревать неохота.

Алексей загадочно усмехнулся:

— И не нужно его разогревать.

— Почему?

— Сегодня мы будем обедать в солдатской столовой. Я договорился с Лыковым, чтобы Желудев приготовил обед целиком на весь гарнизон. Потом свои продукты внесем в общий котел.

Выпрямившись во весь свой богатырский рост, Алексей приложил рупором ко рту ладони и громко объявил:

— Кончай работу! Приготовиться к обеду!

Солдаты обедали вместе с офицерами и их женами. Старшина Пахоменко позаботился было о том, чтобы для «временно прикомандированных» накрыть отдельные столы, но Званцев посоветовал этого не делать. Так и сидели вперемежку с солдатами, кто где пристроился.

Эта всеобщая трапеза после совместной жаркой работы всем пришлась по душе. Одна боевая семья — хорошая, дружная!