Мы — военные - [32]

— Ничего, помирятся…

Оказалось, Толя дулся на брата. Чем же смирный Коля обидел его? Тем, что покритиковал на комсомольском собрании. Во-первых, он бичевал его за самоуспокоенность и зазнайство. Поместили портрет человека на Доску отличников, а он спустя какую-нибудь неделю отхватил тройку по специальной подготовке. Куда это годится?

С трибуны Коля в упор смотрел на Толю, ерзавшего на месте, и говорил, краснея и запинаясь от волнения:

— Разве так поступают комсомольцы? Эх ты!..

После собрания Коля подошел к брату, но Толя демонстративно отвернулся от него.

Как и при каких обстоятельствах произошло их примирение, какую роль в этом событии сыграли товарищи по службе, командиры, и в частности заместитель по политчасти, — все это Тамаре было неведомо. Так или иначе, примирение состоялось. Алексей первым обнаружил это из окна своей квартиры. Он пальцем поманил к себе жену и, кивая куда-то в сторону кустов шиповника, сказал:

— Смотри, Тома, они снова вместе.

— Кто?

— Ты смотри, смотри!

Толя и Коля, положив руки на плечи один другому, направлялись в ротный «парк», чтобы посидеть на скамейке. Алексей, очень довольный, потер руки:

— Восстановлены дипломатические отношения.

Дня через два после этого братья Ветохины явились в библиотеку — опять вместе. Белобровые, обветренные лица излучали счастье и смущение. Особенно неловко чувствовал себя Коля. Не смея взглянуть в лицо библиотекарши, он конфузливо перебирал страницы томика стихов Симонова. Толя по-прежнему был шутливо-фамильярен, однако за его развязностью без труда угадывалось то же смущение. Он пытался разыграть роль Бобчинского, а брата представить Добчинским, пробормотал слова своего героя о небольшой нашлепке сверх носа и вдруг осекся, махнул рукой. Лег грудью на барьер и сказал доверительно:

— Мне бы, Тамара Павловна, дать такую нашлепку, чтобы век помнил. Подумаешь, самолюбие!.. А Колька, он прав… Только вот маме хотел жаловаться — это зря. Как-нибудь сами разберемся.

— Ничего, — тихо отозвался Коля, не отрывая взгляда от книжки, — пусть и мама знает о твоем поведении…

— Ты что, собираешься писать?

— Собираюсь. Если еще хотя бы одно замечание получишь — напишу.

— Ну и пиши! Задаешься, что член бюро? Ты в стихах сочини кляузу. Поэт…

Тамара видела, что мир между братьями снова висит на волоске. В шутку пригрозила:

— Видно, придется мне самой написать Екатерине Михайловне о том, какие вы задиристые петухи.

— Откуда вы знаете ее имя-отчество? — удивился Толя.

— Знаю…

— Может, и адрес знаете?

— Конечно знаю! Курская область, Тимский район, колхоз «Заря коммунизма».

— Ого!

Выбрав по книге, братья поспешили из библиотеки. Им не терпелось сообщить сослуживцам о новом примере замечательной памяти Тамары Павловны. Еще бы — знает домашние адреса всех солдат да как звать родителей. Сильна!

Память у Тамары Павловны, действительно, была хорошая, но всех домашних адресов солдат она, конечно, не знала. Адрес Екатерины Михайловны Ветохиной она запомнила механически, помогая ротному почтальону, рядовому Анисимову, разбирать письма. (Он делал это в библиотеке, где никто не мешал.)

Едва захлопнулась дверь за Толей-Колей, как в библиотеку пожаловал ефрейтор Дзюба, тот самый Дзюба, которому море по колено. И внешность его соответствовала репутации отпетого сорвиголовы: буйный чуб, вежливо-ироническая усмешечка на губах.

При первом посещении библиотеки Дзюба долго перекладывал книжки на прилавке. Бросая бесцеремонный взгляд на библиотекаршу, обронил небрежно:

— Пресная у вас литература…

— А что бы вы хотели почитать? — спросила Тамара.

— «Декамерон» Джованни Боккаччо.

— Такой книги у нас нет.

— Жаль, жаль… Придется довольствоваться Мопассаном.

За последнее время разбитной Дзюба начал интересоваться технической литературой. Вот и сегодня, выбрав чтиво попикантнее, спросил:

— А что у вас, Тамара Павловна, имеется насчет ГСМ?

— А что это такое: гэ-сэ-эм? — притворилась удивленной Тамара.

Вопиющая техническая неграмотность библиотекарши вызвала у ефрейтора снисходительную усмешку.

— Это означает, — любезно объяснил он, — горючие и смазочные материалы.

Литературы по ГСМ в библиотеке оказалось не густо, но все, что имело хотя бы отдаленное отношение к бензину, керосину и машинному маслу, ефрейтор Дзюба просил записать на его карточку.

Потом еще, группами и в одиночку, приходили солдаты в библиотеку. Рядовой Дорожкин просил что-нибудь «про путешествия на другие планеты», рядовому Шмелеву вынь да положь книжку о шпионах и диверсантах, а ефрейтора Калашникова интересовал курс аналитической химии. Однако удовлетворить все запросы оказалось невозможным: ротная библиотека была все же бедновата. Пополнять, обязательно надо пополнять! Ну разве это терпимо, чтобы в солдатской библиотеке не имелось таких книг, как «Мать» Горького, «Поднятая целина» Шолохова, «Железный поток» Серафимовича? Никак нельзя с этим мириться! Надо ехать в Солнечное, в Ригу, облазить книжные магазины, но добыть необходимую литературу. Правда, и Алексей, и Яков Миронович заявляют, что никто не оплатит счетов, что вообще, мол, в роте библиотека не положена.

Ну и пусть не оплачивают! А книг она все-таки купит!