Мы — военные - [30]

По окончании лекции Марченко вышел из клуба вместе с Савицким. Из поселка теперь доносились не частушки, а вальс «Амурские волны», который кто-то не очень умело играл на баяне.

— До парка не пройдемся, товарищ сержант? — предложил Марченко.

— С удовольствием.

«Парком культуры и отдыха» солдаты шутя называли дальний угол двора за гаражом и складом горючего. Там помимо трех косматых разлапистых елей и нескольких кривых сосенок стояли тоненькая и стройная береза с ажурными, словно кружево, веточками, вечно трепещущая осина и клен — рослый и статный красавец. Между деревьями солдаты разбили две клумбы. Возле них врыли в землю скамейки. Сюда, в укромный уголок, солдаты приходили прочитать письмецо от любимой, погрустить, помечтать…

Савицкий и Марченко дошли до «парка» молча. Молча присели на скамеечку, закурили.

— Скамеечки мы с тобой вместе делали, — вспомнил Савицкий. — Отслужим, уйдем в запас, а память останется…

Марченко глубоко затянулся папиросой. Выпуская через нос струйки дыма, отозвался с сожалением:

— Что это за память! Разве такую память по себе люди оставляли?

— Завидуешь Навотному?

— Нет, просто… Впрочем, вру — завидую! Не зря жил человек, на мелочи не разменивался.

— А я, Семен, так считаю, если человек хорош в малых делах, он и в больших будет хорош. Разве не так? Откуда у меня возьмется сила воли для подвига в бою, если не хватает ее для того, чтобы удержать себя от проступка в мирное время?

— Опять в мой огород камешки? — положив локти на колени и не поднимая головы, спросил Марченко. — Не надо, товарищ сержант.

— Хорошо, не буду.

Секретарь комсомольской организации видел, что на душе у Марченко неспокойно. Но почему? Потому ли, что действительно задумался о своем месте в жизни или просто-напросто жалеет, что не попал на гулянку в поселке? Видно, мало заронить в душу человеку доброе зерно. Для того чтобы это зерно проросло, требуется терпеливый труд, постоянная забота и внимание.

— Послушай, Семен, — обратился Савицкий к солдату, — ты, говорят, до призыва хорошо играл в городки. Правда это?

— А как же, разряд имею.

— А что, если я тебе предложу организовать городошную команду? В порядке комсомольского поручения, а?

— Площадки у нас нет…

— Построить можно.

Марченко продолжал сидеть полузакрыв лицо руками. При последних словах Савицкого он оживился:

— Как вас понимать, товарищ сержант?

— Очень просто. Как сказал, так и понимай.

— Нет, вы скажите откровенно: на самом деле вы заинтересовались городками или так, к слову? Что вас больше интересует: городки или моя персона?

— Если говорить откровенно, то и другое.

— Ох и хитрющий вы, товарищ сержант… — Марченко вдруг встал со скамейки. Широкий, раздвоенный подбородок его воинственно задрался кверху. — Ладно! Будут у нас в роте городки. Если сказал Семен Марченко, — значит, будут!

Они долго сидели, обсуждая, кого в первую очередь вовлечь в городошную команду, где лучше оборудовать площадку, из какого дерева делать биты, чем их оковывать. Этот разговор продолжался и по пути из «парка». У самой казармы Марченко покрутил головой и засмеялся своим мыслям, все время вертевшимся в голове:

— Чудное дело… Рядовой Марченко, первый нарушитель, становится активистом… Только вы смотрите за мной, товарищ сержант, могу опять свихнуться.

— Самому надо смотреть за собой, Семен. Это главное.

Алексей обрадовался, когда Марченко обратился к нему за советом, где и как лучше построить городошную площадку. Вместе ходили по двору, намечали, в каком месте лягут квадраты, где будет кон и полукон. «А ведь здорово получается, если в точку попадет это самое доброе зерно, — думал Алексей. — Зачем теперь солдату бегать в самоволку, если он делом занят? Молодец Савицкий!…»

Дня через два Семен Марченко, «заболевший» городками, вдруг исчез. Обыскали казарму, облазили всю территорию роты — нет Семена. Заглянули в гараж, где он любил вздремнуть часок — другой, закрывшись в машине, — нет. Газик его стоит, а водителя и след простыл.

Когда время близилось к ужину, Семена привели в военный городок двое парней из «Новосела». Парни были сильно под хмельком, а Марченко и вовсе лыка не вязал. Он что-то бессвязно бубнил, сквернословил и все вырывался из рук провожающих.

— Пустите, ну!.. Я… Знаете, кто я? Какое мое слово, а? Слово — олово, вот!.. Сказал: городки… Значит… Пустите, говорю, ну!..

Семена подвели к калитке, толкнули во двор военного городка. Тут он и растянулся на песке. Пока подбежавшие товарищи поднимали его, подошел майор Лыков. С брезгливой гримасой остановился в отдалении. Распорядился:

— В овощехранилище его, мерзавца! Запереть на замок, пусть очухается. Разговор с ним будет потом. Спортсмен-городошник!..

Увидел замполита, поманил его пальцем.

— Иди-ка сюда, комиссар! Ты мне солдата Марченко вчера расхваливал? Расхваливал. Заверял, что он теперь ангел с крылышками? Заверял. Погляди на своего ангела, полюбуйся на его пьяную морду. Безобразие!

История очередного падения Семена Марченко выглядела так. В поисках материала для городошных бит облюбовал Семен длинный шест, припасенный старшиной для других надобностей. Уже приспособился его пилить, как наскочил старшина Пахоменко.