Мы — военные - [28]

Работа над портретами фронтовиков, за которую Гуревич взялся не очень охотно, постепенно увлекла его, заинтересовала. Ему казалось, что он общается с живыми героями и от этого общения сам становится мужественнее, смелее и лучше.

Такое же чувство испытывал и Алексей, когда у себя на квартире готовился к лекции о героях полка. Он еще и еще раз перелистывал страницы истории части, и во всей своей суровой простоте вставали перед ним фронтовые будни, возникали образы скромных людей, пронесших несокрушимую бодрость духа сквозь все испытания — до светлого часа победы.

На страницы рукописи падал мягкий свет настольной лампы, прикрытой зеленым абажуром, а старший лейтенант отчетливо видел сырую землянку, коптящее пламя фитиля, вставленного в сплющенное горлышко гильзы снаряда, заскорузлые пальцы солдат, проверяющих перед боем оружие. Ему представлялся политработник, который под огнем врага, согнувшись, пробирается по траншее, и мокрая глина чавкает у него под сапогами. Из окопа в окоп перебегает он, и всюду ждут его появления. От него, фронтового политработника, тянутся к старшему лейтенанту Званцеву живые нити преемственности.

Как построить лекцию о героях? Над этим Алексею пришлось задуматься. Боевых эпизодов было очень много, и все интересные, поучительные. Что опустить и что оставить? Алексею хотелось на примерах убедить слушателей в том, что поступки героев всегда соответствовали духу Военной присяги, которую фронтовики свято выполняли. Но разве все это выскажешь за какой-нибудь час?

Поздно вечером на квартиру к Званцевым зашел Лыков. Алексей сидел над конспектом предстоящей лекции, Тамара перечитывала «Когда крепости не сдаются» и тоже делала выписки для себя. Яков Миронович удивленно остановился у порога.

— Кто сказал, что в наше время нет семейной идиллии? Тоже мне болтает народ!.. Вот она, идиллия — муж и жена культурно проводят досуг, работают, как говорится, над собой… Почему после отбоя не ложитесь спать, активисты?

Алексей пожаловался, что его беспокоит предстоящая лекция. И то хочется сказать, и другое. Яков Миронович молча перевернул несколько страниц истории части, отпечатанной на машинке.

— Козьма Прутков утверждает, — сказал он, — что нельзя объять необъятное. Зачем тебе сразу обо всем говорить? Ты не мудрствуй лукаво, а расскажи для начала… ну хотя бы о героях, которых Гуревич перерисовывает.

— А потом?

— А потом можно еще несколько лекций и бесед провести. И нельзя все хапать себе. Тоже монополист-захватчик! Мне поручи что-нибудь, Захарчуку, Пахоменко, Савицкому. Что Воронин говорил, помнишь? Надо актив привлекать, на практической работе людей воспитывать? А ты все сам и сам… Безобразие!

— Тома! — взмолился Алексей. — Меня командир избивает, помоги!

Тамара, прислушиваясь к разговору, отодвинула книгу.

— Помочь избивать тебя? С удовольствием! Предлагала я свои услуги побеседовать с солдатами о новинках советской литературы? Предлагала. А ты что? Промычал, что дело это хорошее, что поможешь организовать такую беседу, и позабыл. Как же тебя не избивать?

Алексей встал и поднял руки, чуть не доставая ими до потолка:

— Сдаюсь…

ДОБРОЕ ЗЕРНО

Возле гаража стоял газик с открытым капотом. Из-под газика торчали ноги в яловых сапогах — носками вверх. На голенища сапог были спущены замасленные штанины комбинезона.

Несколько минут сержант Савицкий наблюдал за ногами — они не шевелились. Впрочем, нет, шевельнулись! Левая нога, лежавшая под правой, теперь легла сверху. Савицкий направился к газику. Услышав шаги, человек под машиной заворочался, громыхнул о железо ключом.

— Ну-ка, Марченко, вылезь на минутку, — попросил Савицкий.

Водитель медленно и неуклюже выбрался из-под машины. Виновато и не очень дружелюбно посмотрел на секретаря комсомольской организации.

— Что случилось, товарищ сержант? — спросил Марченко, не отряхивая комбинезона.

— Ничего особенного. Я только хотел напомнить, что через час в клубе состоится лекция о героях нашего полка. Не забыл?

— Лекция, лекция!.. А кто за меня, товарищ сержант, машину будет приводить в порядок? Майор с меня спросит, а не с кого-нибудь…

— Что за неисправности в машине?

— Всякие: коробка скоростей барахлит, масло из картера подтекает, рулевое управление не в порядке — мало ли какие.

— А искра в баллон не уходит?

Вопрос был задан совершенно серьезным тоном, и только в глазах сержанта играли веселые искорки. Поняв, что он уличен во лжи, Марченко сбавил тон:

— Я, товарищ сержант, для примера сказал, какие могут быть неисправности. Первое дело, чтобы профилактику соблюдать. Вот я и осматриваю машину. Что в этом плохого?

— Плохого ничего в этом нет. Наоборот, очень хорошо, что так заботишься о технике. Давай-ка быстренько поставь на яму. Нечего лежать под машиной. Вместе приведем в порядок твой газик и пойдем на лекцию.

— Зачем же вам беспокоиться, товарищ сержант! Я сам…

— Ничего, вместе мы быстрее справимся.

Секретарь спутал все карты рядового Марченко. План у того был остроумен и прост — до начала лекции покопаться в моторе, полежать с разводным ключом под машиной, а как только личный состав соберется в клубе, махнуть незаметно в соседний поселок на гулянку — совсем близко, за бугром. А теперь как? Не пойдет же с тобой в самоволку сержант Савицкий!