Мы — военные - [31]

— Ты что же это делаешь? — крикнул он.

— Да вот хотел на биты пустить…

— Я тебе пущу!

Выслушав нотацию старшины, бросил Семен шест туда, где он лежал. С горя вышел за ворота. И тут неподалеку знакомые новоселовские ребята. Рассказал им о своей заботе: не из чего мастерить городошные биты. А те ему:

— У нас такого материала хоть завались. Колья для плетней лежат — ошкуренные, сухие. Тут тебе и дуб, и береза, и что угодно. Пойдем, поглядишь.

Глянул Семен по сторонам — поблизости никого нет. А много ли надо времени, чтобы сходить в колхоз? Туда десять минут, оттуда десять. Никто и не узнает, что отлучался.

— Пошли!

Материал для бит оказался просто золотым. Ребята сами пообещали отобранные палки притащить в военный городок, когда стемнеет. Главное, чтобы не заметил ни председатель артели Глинский, ни одноногий Хмельной из ревизионной комиссии.

— Ну, а магарыч твой, — потребовали они.

— На магарыч я дам, — согласился Марченко, — только меня в это дело не втягивайте. Строго у нас.

— Это ты брось! Пить мы тебя не заставим, а пригубить обязан.

Так «пригубил» Марченко, что не помнил, как его довели до военного городка. Очнулся в полутемном овощехранилище, на деревянном решетчатом настиле. Никак не мог сообразить: какая нечистая сила занесла его сюда?

Происшествие с рядовым Марченко сильно расстроило Алексея. Ходил неразговорчивый, сумрачный — думал. Что же это получается, в самом-то деле? Чуть ли не клялся солдат, что покончит со «старой лавочкой», будет вести себя как полагается. И вот пожалуйста — самовольная отлучка, пьянка. Как же верить человеку? Как держать его в рамках? Не спускать глаз? Так ведь нельзя же превращаться в няньку. К тому же в роте не один Марченко. Будешь следить за одним, другой накуролесит…

Временами Алексей начинал отчаиваться. Ему казалось: чем больше стараний с его стороны, тем хуже результаты. Как сухой песок в горсти: чем сильнее его сжимаешь, тем больше он просачивается сквозь пальцы.

— Алеша, неужели ты из-за каждого солдата всегда будешь так переживать? — спросила Тамара.

Он упрямо наклонил над столом лобастую голову. Надул щеки и медленно выпустил изо рта воздух.

— Буду, Тома, буду!

ОНИ ВСЕ РАЗНЫЕ

Чем ближе знакомилась Тамара с читателями библиотеки, тем больше убеждалась, насколько различны характеры и вкусы солдат, их интересы и запросы. Ей теперь казалось странным, как она, педагог по образованию, могла считать всех солдат похожими друг на друга. Форма на них, действительно, одинаковая — обесцвеченные солнцем гимнастерки, пилотки с алыми звездочками, ремни с медными бляхами. Но какие же они разные, эти солдаты! Как, например, не отличить добродушного и, словно ребенок, наивного Дорожкина от продувной бестии Шмелева? Как спутаешь нагловатого, самоуверенного, всегда ухмыляющегося Дзюбу с невозмутимым, суровым на вид Калашниковым?

Даже близнецы Ветохины, в конце концов, оказались не так уж схожи. Толя был более общительный. Он любил побалагурить, порассуждать о новостях, услышанных по радио, о последнем футбольном матче между «Спартаком» и «Динамо», о способностях рядового Клюшкина, который скоро должен возвратиться со сборов радистов, о матче между нашими и американскими шахматистами — мало ли о чем можно потолковать, опершись о барьерчик!

Из художественной литературы Толя предпочитал классиков, особенно интересуясь драматическими произведениями. Он всегда находился под впечатлением прочитанного. Одну и ту же пьесу он мог штудировать несколько раз. Часто, положив книгу на стол, начинал «представлять». Вот он величественным движением не надевает, а, словно корону, возлагает себе на голову пилотку с потемневшими от пота краями и трагически произносит: «О, тяжела ты, шапка Мономаха!» А как-то приложил вместе с книжкой ладони к груди и низко поклонился Тамаре:

— Как я счастлив, сударыня, что имею в своем роде удовольствие вас видеть.

Сначала Тамара рассердилась. Не слишком ли много позволяет себе Толя Ветохин? Но, сообразив, что он изображает Хлестакова, рассмеялась.

— Нам еще более приятно видеть такую особу, — томно сказала она.

«Особа» уставилась на библиотекаршу с таким видом, словно та произнесла страшное заклинание.

— Тамара Павловна! Да как же это вы помните?

— А вы?

— Так я только что прочитал. И то запомнил, может, всего две-три фразы.

В тот же день вся рота знала о том, что жена замполита наизусть знает «Ревизора».

Коля Ветохин в отличие от брата был скромнее, сдержаннее и очень любил лирические стихи.

— Ну как, понравился вам Щипачев? — спрашивает Тамара.

Солдат почему-то краснеет, гладит обложку маленького томика и отвечает шепотом:

— Очень! Такие стихи душевные!..

Сначала Тамара и отличала Толю от Коли только по их поведению да по читательским карточкам. Затем, присмотревшись, стала различать их и по внешности: у Толи и подбородок чуть-чуть поострее, и губы потоньше.

Обычно Ветохины приходили в библиотеку вместе. Но однажды между ними пробежала черная кошка — начали избегать друг друга. На расспросы Тамары оба мялись. «Ничего особенного, просто так…» Что за странности? Алексей, у которого она спросила об этом, многозначительно усмехнулся: