Мы — военные - [24]

— Тот самый…

— Вы и сейчас настаиваете на его отчислении?

— Можно подождать маленько. — Длинные сухие пальцы командира роты пробежали по краю стола. — Поглядим, что из него получится.

— Надеетесь, исправится?

— Вроде есть крен в эту сторону.

— Что же с ним произошло?

— Вот старший лейтенант лучше знает, — Лыков кивнул на Званцева. — Пусть он расскажет.

— Все началось, на мой взгляд, с газеты, которая пришла в роту с Алтая, — помолчав, заговорил Званцев.

И он рассказал, какую буйную радость переживал Дзюба, получив газету, в которой на целые три колонки был помещен портрет черномазого, белозубого тракториста. Потрясая газетой, Дзюба бегал по казарме:

— Это же Венька, мой старший брательник! Послушайте, что пишут о нем: «Опыт комсомольца-новатора Вениамина Дзюбы должен стать достоянием всех трактористов». Слыхали? Вот так Венька!

Восторг Дзюбы охладил Анатолий Ветохин. Разглядывая портрет «брательника», он спросил:

— Гордишься братом?

— А почему же нет? Таким героем можно гордиться.

— Говорят, гуси гордились, что их предки Рим спасли.

— Это к чему ты? — опешил Дзюба.

— Так, к слову пришлось…

— Ты что же — меня с гусем сравниваешь?

— А чем ты не гусь? Гусь, да еще лапчатый. На славе брата хочешь авторитет заработать. Нет, ты свою славу завоюй.

— На всю армию первый нарушитель дисциплины. Чем не слава? — заметил хмурый и молчаливый ефрейтор Калашников.

— Да вы что навалились? — Дзюба бегал глазами, искал поддержки. Тут в казарму вошел Званцев.

— Что за шум, а драки нет?

Узнав, в чем дело, он взял из рук Дзюбы газету, вслух прочитал статью о передовом трактористе.

— Ну что ж, брат у вас, Дзюба, очень хороший. Таким можно гордиться. А на товарищей не обижайтесь, они правы.

— Я понимаю…

Плечи у ефрейтора Дзюбы опустились, и весь он как-то завял и потускнел. Рассеянно свернув газету, сунул ее в карман.

Казалось бы, что этот случай должен был послужить для заместителя по политчасти подходящим поводом к тому, чтобы вызвать Дзюбу к себе в кабинет и побеседовать с ним, как говорится, по душам. Бери, мол, пример с брата, выполняй свой долг так же честно и добросовестно. Однако никаких нравоучений ефрейтору Званцев на этот раз не стал читать. Чутье подсказало ему, что критика со стороны товарищей заставит Дзюбу задуматься. Возможно, он сам придет к замполиту со своими тревожными мыслями.

Так оно и случилось. Как-то вечером, когда Званцев перелистывал свежий номер «Пропагандиста и агитатора Советской Армии», Дзюба предстал пред ним. Как бы не замечая лихорадочного блеска в его цыганских глазах и продолжая листать журнал, старший лейтенант предложил Дзюбе сесть. Тот некоторое время молча наблюдал за страницами журнала, шуршащими под пальцами офицера, и вдруг заговорил горячо и сбивчиво. Он понимает, какое мнение сложилось о нем, ефрейторе Дзюбе. Но ведь трудно, ой, как трудно перебороть свою натуру! Иной раз и сам не заметишь, как очутишься в самоволке, накуролесишь… Взяться бы за какое-нибудь звонкое дело, чтобы всего тебя захватило…

В тот раз и посоветовал ему старший лейтенант Званцев заняться рационализацией.

Несколько дней Дзюба тихонько насвистывал грустные мотивы и все прицеливался глазом то к дизелю, то к автомашине, то к заправочной будке: нельзя ли что-нибудь переделать, усовершенствовать? Как назло, ничего путного в голову не приходило. Рядовой Марченко, решивший, что ефрейтор тоскует по увольнительной из военного городка, похлопал его по плечу:

— Не огорчайся, Виктор, мы еще погуляем.

— Я не огорчаюсь, у меня другое…

— Что же?

Дзюба рассказал о своем разговоре с замполитом, о своих тщетных потугах что-то изобрести, рационализировать. Марченко рассмеялся:

— Чудак ты!.. Все изобретатели лысые. И ты хочешь полысеть?

Дзюба невольно подумал тогда: эх, выкинуть бы все эти мысли из головы да махнуть вместе с Марченко в соседний поселок! Так бы и погас хороший огонек в его сердце, если б не старший лейтенант Званцев.

Однажды, когда дизелисты при помощи ворота и металлических тросов поднимали на бугор к заправочной будке тяжелую бочку с горючим, Званцев, шутя и как бы между прочим, обронил:

— Эх, тяжелая это работа — из болота тащить бегемота!..

— Нелегкая, товарищ старший лейтенант, — отозвался Дзюба.

— И песок, хочешь не хочешь, возле пробки в щели набивается, а потом и в горючее попадает.

— Не без этого…

— На тысячи километров у нас нефть по трубам гонят, а мы тут как древние египтяне.

Дзюба даже рот раскрыл, пораженный мыслью, внезапно пришедшей ему в голову.

— Товарищ старший лейтенант! — заволновался он. — А что, если и нам проложить трубу от склада до заправочной, а?

— Это идея, — поддержал его замполит, — может быть, вы и чертежик набросаете?

— Будет сделано!

Расположение трубопровода, насоса к нему, а также новое размещение бочек и отстойников в складе можно б начертить простым карандашом, в обыкновенной тетрадке в клеточку. Но Дзюбе хотелось сделать так, как делают настоящие чертежники. У рядового Гуревича раздобыл лист плотной бумаги, тушь, рейсфедер и принялся священнодействовать.

— И вот теперь наш Дзюба вошел в роль рационализатора, — заканчивая свой рассказ, сообщил Званцев. — Он еще кое-что придумал. Вы, товарищ подполковник, видели плетеные щитки перед входом в машины? Простое приспособление, а не позволяет песчаным вихрям залетать в машину, на боевую технику. Масло из дренажных отверстий в складе раньше вытекало на землю, а теперь, благодаря его предложению, оно не пропадает. Но самое главное — поведение Дзюбы стало меняться. Правда, и сейчас бывают срывы, но реже, значительно реже. Вот командир роты скажет.