Мы умели верить - [84]

А эта девочка: если постричь ее, одеть в одежду для мальчика в духе 1960-х, это будет Нико.

Левой, здоровой рукой Фиона взяла пластиковый футляр и вытянула фотографию. На обороте ничего не написано. Ей захотелось взять снимок с собой. Но этого делать было нельзя.

– Смотрите, – позвала она Арно.

Он взял фотографию за края и сказал:

– Та-та-та-та-та! Не оставьте отпечатков!

Но как же он сам трогал все подряд? Положив фотографию на кровать, он снял ее телефоном.

– Без бликов никак, – сказал он.

– Пришлете мне копию?

– Само собой, – ответил он.

Больше они ничего такого не нашли.

– Десять лет назад, – сказал Арно, – мы бы искали адресную книгу. Теперь все не так просто.

Он открыл шкафчик над плитой, подвигал коробки и банки.

– Что скажете об этом?

Он вынул коричневую пачку с зерновым завтраком, на которой мультяшный кролик склонился над миской с шоколадными хлопьями. «Chocapic», гласило название. Рядом стоял девиз: «C’est fort en chocolat![91]»

– Может, для девочки?

– Интересно, – сказала Фиона.

Она не хотела слишком радоваться раньше времени. Она подумала, что человек, живущий в подобной квартире, мог этим и ужинать. Но потом она вспомнила, что Курт всегда был помешан на здоровье и что «Совместная осанна» верила в пользу библейских злаков. Он мог уйти из секты, но было бы странно увлечься шоколадными хлопьями в сорок лет. Она открыла холодильник, и, хотя продуктов там было немного, это была здоровая еда: натуральный йогурт, зеленоватый напиток в бутылочках и что-то вроде французской версии соевой индейки.

– Срок годности до следующей весны, – сказал Арно, продолжая изучать пачку с сухим завтраком. – Получается, ее купили не так давно. Это хорошо, да?

Эти хлопья вновь зажгли огонек надежды для Фионы, но она не хотела этого признавать.

Арно еще пофотографировал. Фиона чувствовала, что он это делает напоказ. Какой смысл фотографировать раковину?

Уходя, она поборола искушение оставить какую-нибудь улику своего вторжения, повалить лампу или нацарапать знак вопроса на стене.

– Нас здесь никогда не было, – сказал Арно, закрывая дверь и поворачивая ключ в замке. – Прощай, квартира Курта Пирса.

Фиона долго бродила по улицам Марэ, испытывая неуютное чувство иностранки в районе, куда не забредают туристы. С легким приливом оптимизма она показывала фото Клэр официантам и владельцам магазинов.

Она показала фото мужчине с жидкой шевелюрой, ждавшему кого-то на углу, с длинной, узкой коробкой в руках. Он оказался британцем, и она почти не сомневалась, что он под кайфом.

Он долго смотрел на фото, а потом изрек:

– Не все хотят, чтобы их нашли.

Эти слова задели Фиону, и она пошла по улице, не испытывая желания обращаться к кому-то еще.

Она прошла очень близко от квартиры Курта. Рядом было заведение, где она недавно пила виски; она зашла туда, чтобы воспользоваться туалетом, чувствуя определенные права на это место.

Выходя, она надеялась увидеть на улице ту самую парочку, препиравшуюся по-английски. На самом деле она надеялась увидеть одну женщину, плачущую прислонившись к витрине. Фиона обняла бы ее и отвела к Ричарду. Она могла спасти хотя бы одну женщину, пусть даже не ту, какую искала.

Но улица была – другого Фиона и не ждала – пустой.

1986

Воскресенье – вот лучший день для встречи. Чарли будет на работе, даже если в пятницу брал отгул; «Во весь голос» выходила по понедельникам, а это означало, что воскресным вечером газету отправляли в печь.

Рано утром в воскресенье за Куртом заехал отец, чтобы отвезти на хоккейную тренировку. Он буркнул приветствие Йелю и сказал что-то шепотом Сесилии. Бывший был громилой, пузатым качком, и говорил с хамоватым ирландским акцентом. Йель узнал в Курте его черты: вздернутый нос, широкий рот. Он задумался, как ему лучше держаться: как гей (обозначить отсутствие видов на Сесилию) или натурал (развеять возможные подозрения в нездоровом интересе к мальчику). Он решил держаться естественно, то есть, скорее, как гей.

Постирав одежду в подвале, он поехал надземкой в город. В этих туфлях – Сесилия была права – слишком холодно, даже в носках. Погода стояла слякотная, и ноги почти сразу промокли.

Был час дня. Он прошел, движимый тупым упорством, точно наемный убийца, по Белмонт-стрит, нырнул в дверь рядом с мексиканской закусочной, поднялся по лестнице, миновал кабинет стоматолога и страхового агентства и вошел в редакцию «Во весь голос». Дуайт, сидевший за стойкой, взглянул на него и махнул рукой. Все как обычно.

Чарли у себя в кабинете разговаривал с Глорией. Йель вошел, как входил сотни раз, и сел в кресло у двери. Глория вяло махнула ему и продолжила разговор, кажется, не заметив, как сжался Чарли. Йель почувствовал себя призраком, которого видит только один человек. Только Чарли замечал этого фантома у двери. Только Чарли пробирало до костей.

– Мне зайти потом? – сказала Глория.

– Продолжайте! – сказал Йель. – Я с радостью подожду.

Как будто он просто занес Чарли сэндвич.

Он не видел лица Чарли со дня отъезда в округ Дор. В тот раз он последний раз смотрел на него с полным доверием.

Чарли выпроводил Глорию, сказав, что они еще поговорят, когда будет готов макет, и закрыл за ней дверь.