Мы умели верить - [51]

– Моя мама волновалась, – сказал он, – что я не захочу возвращаться.

Эсме рассмеялась и сказала:

– Так почему же ты вернулся?

– Ну… То есть я… мое образование и моя…

– Она тебя дразнит, – сказал Аллен. – Господи, Эсме, ты нанесла ребенку травму!

Роман был просто чудо, и Йель сразу подумал, что он гей – с чего бы еще он сторонился Билла? – к тому же он совершенно этого про себя еще не сознавал. Йель сам мог бы оказаться в подобном положении, если бы ему не повезло на втором курсе в Мичигане встретить Марка Брина, наставника по макроэкономике – старше себя, прекрасного, уверенного, убедительного. Пять минут в квартире Марка – и Йель не мог вспомнить, кем он был и что чувствовал раньше.

Долли спросила Романа, ездил ли он домой на Рождество.

– Да, ну, мы… у меня шесть братьев и сестер. Так что мы все съезжаемся домой. Северная Калифорния.

– Семь детей! – сказала Эсме.

Вскоре выяснилось, что они мормоны.

Чарли тоже, несомненно, присматривался к Роману. Это был не его типаж, но Чарли был неравнодушен к парням в очках. До того, как он стал ревновать, они играли в «С кем бы ты потрахался?» на пляже или в аэропорту (один из них выбирал троих мужчин, а другой загадывал одного, строго одного, с кем бы хотел переспать, и первый пытался отгадать), и Чарли всегда западал на мужчин в очках. Йель дразнил его, что он фанат Кларка Кента[70].

– Так ты будешь работать в галерее? – спросил Чарли.

– Вообще-то, – сказал Билл, – он будет работать под началом Йеля.

Долли всех пригласила к столу, и, когда Чарли пошел мыть руки, Йель пошел с ним, за угол и по коридору. Перед ванной комнатой он тронул его за руку и сказал шепотом:

– Билл меня огорошил. С этим стажером.

Чарли тонко улыбнулся.

– Я вот думаю, это, наверное, Долли заставила его поменять их? – продолжил мысль Йель. – Что ты думаешь? Это так неожиданно. Очень странно.

Тем временем все рассаживались за столом, охая и ахая над ароматами.

– Все в порядке, – ответил Чарли шепотом. – Ты думал, я устрою сцену? – Именно этого Йель и ожидал. – Я не какой-то монстр, окей? Я не собираюсь взрываться каждый раз, как ты знакомишься с кем-то.

– Я понимаю, – сказал Йель. – Я не это имел в виду.

За столом, после того как Шарпы хорошенько выпили и расспросили Чарли о его газете и поинтересовались о туристических рекомендациях, а также выразили восторг по поводу кулинарных талантов Долли, Йель решил, что пора брать быка за рога. Он снова завел разговор о пожертвовании и о повторном визите к Норе (умолчав о том, что их не приглашали, как и обо всей ситуации с семьей Норы, а также Чаком Донованом и его условиями) и сказал:

– Я хочу провернуть кое-что не вполне традиционное.

– Я люблю нетрадиционное! – сказала Эсме.

– У нашего донатора нет других средств, кроме этого собрания. Она не может оплатить установление подлинности и обеспечить уход за своими картинами. Иногда выдают гранты на реставрацию, но не на установление подлинности. Потому что…

Эсме кивнула.

– Это риск.

Аллен отложил вилку на тарелку.

– Так вот, – сказал Йель, – я не представляю, насколько это будет приемлемо для нее, хотя ее сложно заподозрить в тщеславии. Я думаю, если бы кто-то захотел вложиться в это дело, мы могли бы присвоить собранию двойное имя. Не то чтобы quid pro quo[71], но, знаете, соглашение из разряда «в честь вашей щедрости».

– Собрание Лернер-Шарпа, к примеру, – сказал Билл.

Эсме и Аллен переглянулись.

– Мы заинтригованы, – сказала Эсме.

– Мы пока, можно сказать, делим шкуру неубитого медведя, – сказал Йель.

Эсме подняла бокал.

– Что ж, за медведей. С хорошими шкурами.

По пути к надземке Чарли сказал:

– Если уж тебе дадут горячего стажера, пусть это будет мормонский девственник.

Йель рассмеялся.

– Нет, погоди, – сказал Чарли, – не девственник. У него есть девушка, миниатюрная блондиночка, живущая всего-навсего в трех часах пути. Кардиганы-джемперы и жемчужные сережки. Навещает ее каждый выходной.

– Ей и невдомек, – сказал Йель, – почему он все никак не сделает предложение.

– Республиканцы. Она, по крайней мере. И ее родители. Он просто делает вид. Даже не голосует.

– Но его диплом по Бальтюсу! – сказал Йель. – Ты знаешь, кто это? Все эти голые девочки-подростки. Весьма предосудительно.

– Вот-вот.

– Что вот-вот?

– Тебе достанется бисексуальный лопух.

На улице было пусто, и Йель развернул Чарли и поцеловал его.

На следующий день у Чарли был намечен предновогодний ланч для сотрудников газеты, прежде чем все разъедутся по своим тусовкам. Чарли и Йель, в свою очередь, планировали навестить Терренса в медицинском центре. Он звонил накануне и сказал, что готов принимать посетителей. В новом отделении для больных СПИДом явно постарались создать праздничную атмосферу, но Терренс не рассчитывал на особое веселье, учитывая, что для многих пациентов этот Новый год станет последним. Но это был его любимый праздник, и он хотел отметить его правильно. Насколько возможно. Фиона собиралась заглянуть пораньше, а затем пойти в дом, где работала няней, чтобы родители детей смогли выбраться в город.

«Вы тоже нужны мне, парни, – сказал тогда Терренс. – Не обязательно дожидаться полуночи. Просто хочу с вами отметить».