Мы с Санькой — артиллеристы... - [64]

Шрифт
Интервал

— Фокусник, — заключил он и на этом, кажется, выдохнулся. Но ненадолго.

Вернувшись за стол, он заговорил снова, только уже более спокойно:

— Как будет по-немецки «есть»?

— Ист, — не дал я маху.

— Вот и проспрягай мне это «ист», чтобы я поверил твоей четвёрке.

Ну что же он думает, я совсем уж дурак необразованный? Да это его «ист» у нас в зубах застряло. И, приободрившись, я бойко начал:

— Их бин!

И, как это часто бывает, от волнения у меня вдруг всё вылетело из головы. В растерянности я не могу вспомнить, как оно будет дальше. «Их бин» — это значит «я есть». «Ты» — по-немецки будет «ду». А как же здесь изменится ихнее проклятое «ист»?

— Ду… ду… — вслух вспоминаю я.

— Бина? — хитро прищурил глаза подполковник, и я обрадовался подсказке:

— Ду бина!

И тут только спохватился:

— Нет! Ду Бист!

Но уже было поздно: что надо, подполковник выведал.

— Вот что, ду-бина, — подвёл он итог, — вскоре все получат месячный отпуск и поедут к родителям, а «ду», — тут он тыкнул в мою сторону пальцем, — будешь сидеть у меня в казарме и зубрить. Фокусник! И запомни, ты у меня отсюда выйдешь хорошо подкованный.

Ох и зарезал меня этот Маятник без ножа. И дались ему эти подковы!

Ударим маслом по болезни!

Где куют, так там же и закаляют. Так ли Юрке Колдобе велено, или он сам это придумал, но даже в мороз и в пургу он гоняет нас на физзарядку без гимнастёрок, в одних майках. Сначала озноб берёт, а потом и впрямь не холодно — в казарму возвращаемся под паром.

Затем он становится у двери умывальни и туда не пускает уже и в майках, а оттуда — кто не помылся до пояса. Я, пользуясь тем, что он — мой земляк, вознамерился было выйти из умывальника с сухим животом, но и меня не выпустил. Как стал старшиной, и на бричке не подъедешь.

Несмотря на всё это, в батарее редко болеют. Если у кого из носа и потечёт, так это считается за счастье. Тогда можно пойти в лазарет к Люсе. Она измерит температуру, и, если бог даст, можно получить от физзарядки освобождение, а то и поваляться дня три в лазаретной постели. Ни тебе подъёмов, ни отбоев, ни комбата, ни сержанта — загляденье.

А кто умеет, у кого варит башка, тот и неделю может там пролежать. Для этого нужно только незаметно потереть градусник о сукно — штаны там или шинель. Тут у тебя температура такая подпрыгнет, какую ты хочешь. Можно и без сукна обойтись — постукать градусник щелчком. Только надо знать меру.

Наслушавшись об этих хитростях, мне тоже однажды захотелось сачконуть от занятий. Все сачкуют, а я что, рыжий? Щёлкнул по градуснику раз, щёлкнул второй, и когда Люся посмотрела, что он у меня там показывает, у неё чуть глаза не полезли на лоб. Температура оказалась такая, что меня в самый раз было бы уже и хоронить — все сорок два, а дальше шкалы не хватило.

Люся потрогала мягкой ладошкой мой лоб, мило улыбнулась и начала выбирать шприц. Я забеспокоился:

— Это вы мне?

— А кому же?

— Так мне, может, это… пилюлю.

— А может, мне доложить товарищу майору медицинской службы? — оставила наконец она в покое свои шприцы.

Здесь я, разумеется, дал ходу.

Кому чаще всего удается понежиться в лазарете, так это Мишке-циркачу. Тот как захочет сачконуть — и всегда без промаха.

Частый гость нашей медицины Коля Кузнецов. Этому не надо и мошенничать. Этот берёт своей внешностью и гусарским обращением. Люся от него, как говорят хлопцы, без памяти. Стоит Коле чихнуть — и у него постельный режим.

Но в последнее время зачастил в лазарет и Костик Лемешко, наш Пискля. Он и побил все рекорды по сачкованию. Неизвестно, чем он только берёт, ведь к ловкости рук, которой обладает Мишка Цыганков, ему далеко, а к гусарскому виду и ещё дальше. Пискля маленький, худенький, остроносый, словно синичка. Ему не помогает и наш курсантский паёк. Не по лошади корм. И вот смотри же ты — вид на Мадрид, а утёр нос и нашим сачкам-профессионалам.

Его часто кладут в лазарет на три-четыре дня. А вскоре начал отлёживаться и по неделе. После последней лёжки, вернувшись в казарму, Пискля всем на удивление начал собираться в город, чистить пуговицы, перешивать подворотничок. И это в будний день. Завидно, конечно.

И особенно завидно Коле Кузнецову: Пискля пойдёт в город с Люсей. Она поведёт его в гарнизонный госпиталь на обследование, так как наш медицинский майор не может сам в его болезни разобраться. Но тут ничего страшного нет: в госпитале его не укусят. Зато такая дорога. В сопровождении Люси.

И хлопцы шутят.

— Пискля, лови момент — заведи её в ресторан!

— Лёва, одолжи человеку денег, не будь жмотом!

У Лёвы копейки не выпросишь, но, понимая, что это шутка, он храбрится:

— А что? Хоть тысячу!

Но из этого увольнения Костик Лемешко в батарею не вернулся. На вечерней поверке, когда старшина выкрикнул его фамилию, вместо тоненького, детского «я» мы услышали сержантский басок:

— Госпиталь!

Сначала этому в нашем взводе не придали особого значения. Подумаешь, госпиталь. Люди в войну попадали туда чуть живые, насквозь простреленные, и то вылечивались. Вон у нашего каптенармуса рана на спине, словно плугом по ней прошлись, и ничего, ещё какой здоровый дядька: в бане чёрта с два его в парилке пересидишь. А у Пискли и прыщика нет: что ему будет?


Еще от автора Иван Киреевич Серков
Мы с Санькой в тылу врага

Герои этой повести — обыкновенные деревенские хлопцы — Ваня и Санька. Их деревню оккупировали фашисты в первые месяцы войны. Тяжелые испытания выпали на долю этих хлопцев, на долю их родных и близких. Дети видят расстрелы односельчан, грабеж, насилие и хотят мстить. Но вот несчастье — не выросли. Не берут их в партизаны, не доверяют им взрослые своих дел.Но хлопцы не теряются. Они помогают раненому комиссару, запасаются оружием и в любом случае стараются навредить врагу…На республиканском конкурсе на лучшую книгу для детей, посвященном 50-летию Советского государства, 50-летию Белорусской ССР и 100-летию со дня рождения В.


Мы - хлопцы живучие

Эта книга И. Серкова является продолжением широко известной юным читателям повести «Мы с Санькой в тылу врага» (1968 г.). Заканчивается война, постепенно налаживается колхозное хозяйство. Возвращается из армии отец Ивана. Закончив школу, Иван с Санькой едут учиться в военное училище… Обо всем этом автор рассказывает правдиво и интересно, с присущим ему юмором.На всесоюзном конкурсе на лучшее произведение художественной литературы для детей и юношества повесть «Мы - хлопцы живучие» удостоена первой премии.


Рекомендуем почитать
Великолепная Фиасоль

Фиасоль – девятилетняя фантазёрка, которой так трудно навести порядок в своей комнате в доме на улице Грайналюнд в городке Грасабайр. Эта книга расскажет вам самые последние новости из её жизни: чем закончилась долгожданная поездка в бассейн, как пережить фантастическое нападение пиратов, существуют ли на свете привидения и рождественские тролли и каково это – ночевать в палатке под открытым небом. Великолепная Фиасоль» – четвёртая книга о жизни исландской девочки и её родных. Писательница Кристин Хельгаи Гуннарсдоухтир и художник Халлдоур Балдурссон гордятся тем, что по результатам детского голосования в Исландии две книги о Фиасоль были удостоены почётной Премии за лучшую детскую книгу.



В Березках  звонит колокол

Сборник рассказов о В. И. Ленине.


Мануш-Вартуш

Страна наша большая. И живут в ней дети разных народов. У каждого народа свои обычаи, свой язык.Но у детей, живущих в различных уголках нашей страны, есть много общего.Вот об этом общем и разном мне хотелось рассказать в своей книжке. Её героями стали мальчик из Хакассии и девочка из Москвы. Маленькая казашка и сестрёнки-близнецы из армянской деревушки на Кавказе. И негр, которого зовут Ваня.Я люблю этих девчонок и мальчишек. Верю, что из них вырастут настоящие люди. Надеюсь, их полюбите и вы…


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Два трюфеля. Школьные хроники

Весёлые школьные рассказы о классе строгой учительницы Галины Юрьевны, о разных детях и их родителях, о выклянчивании оценок, о защите проектов, о школьных новогодних праздниках, постановках, на которых дети забывают слова, о празднике Масленицы, о проверках, о трудностях непризнанных художников и поэтов, о злорадстве и доверчивости, о фантастическом походе в Литературный музей, о драках, симпатиях и влюблённостях.