Мы победим! / Тайные тюрьмы Сальвадора - [53]

Подумать только: еще сегодня утром они мечтали отомстить за смерть своих бывших коллег, служивших телохранителями Помы, а сейчас обстоятельства заставляли их спешить, чтобы точно выполнить требования моих товарищей.

Из душа выходит Марсело. Он гладко выбрит.

Кастильо распоряжается принести ему одежду. Со склада приносят большую картонную коробку с одеждой. Челе Мена помогает Марсело.

— Смотри, Марсело, вполне приличные брюки. Померь. Или, может быть, вот эти черные?

Вся эта одежда была награблена на захваченных ими явках наших организаций.

— Давай померь вот эти. В самый раз. А сейчас поищем рубашку. Возьми-ка вот эту красную. Не старая и к брюкам подходит. Иди в душ и оденься.

Марсело уходит и возвращается уже одетый. Но найти ему подходящую пару ботинок оказалось не очень просто. За последние восемь месяцев у него так выросли ногти на ногах, что упираются в носки ботинок и причиняют боль. Ему приносят ножницы, но ничего не получается, потому что ногти стали такими твердыми, что нуждаются в хорошем резаке.

Для Марсело подыскивают ботинки, в то время как Челе Мена щеголяет в ботинках Марсело! Они совсем новые, их ему подарили на день рождения, то есть в день ареста.

Хорошие ботинки достались Челе Мене!

Одевшись, Марсело садится рядом со мной, а Кастильо говорит:

— Сейчас за вами приедут. Уже семь часов.

Через какое-то время появляется капрал Эрнандес и сержант Паломо.

— Все готово, мой лейтенант.

Мы спускаемся по лестнице на улицу. Там стоит автомобиль марки «Тойота», с занавешенными стеклами. Около него трое. Один из них — белый, с каштановыми волосами, несмотря на вечер, в темных очках, очень хорошо одетый, с пистолетом 45-го калибра на поясе. Увидев его, я думаю, что это, наверное, агент ЦРУ. С ним разговаривает господин низкого роста, крепкого телосложения, седой, хмурого вида. Немного поодаль еще один, моложе этих двоих, одетый в гуаяберу. Когда мы подошли, он открыл заднюю дверь машины. Нас сопровождают лейтенант Кастильо сержант Паломо и капрал Эрнандес. Кастильо приказывает:

— Наденьте им наручники.

Нам надевают наручники и говорят: — Вот здесь, сзади, вы и поедете.

Услышав это и видя, что дверь открыта, я уже было подняла ногу, чтобы сесть в машину, когда седой остановил меня:

— Погодите-ка. Прежде я хочу кое-что вам сказать. Вы уезжаете ввиду особой обстановки. Эти господа будут вас сопровождать. Не создавайте им лишних хлопот. Еще раз повторяю, вас отпускают ввиду особого случая.

И угрожающим тоном добавил:

— У нас было десять тысяч способов уничтожить вас, но тем не менее мы этого не сделали…

Произнося эти слова, он повысил голос. Нетрудно было заметить, как он злился. Вынужденный отпускать свою жертву, он проклинал свое поражение.

Страха от его угроз я тогда не испытывала, напротив, мне доставляло истинное удовольствие видеть бешенство одного из самых мрачных и зловещих убийц, шефа самой репрессивной службы страны, начальника Национальной гвардии полковника Рамона Альфредо Альваренги, непосредственного виновника гибели многих лучших представителей нашего народа. Он еще не кончил говорить, когда я, невольно улыбаясь, обратилась к нему:

— Может быть, хватит?

Вместо ответа он лишь злобно посмотрел на меня.

Я уверена, что он был готов убить нас на месте своими собственными руками. Он сожалел, как сам признался, что не убил нас раньше одним из своих десяти тысяч способов. Сколько людей уже испытали на себе эти его способы убийства. Я поднялась в машину, и за мной последовали остальные. Напротив нас сели Эрнандес и Паломо, которым было приказано охранять нас, пока мы не покинем территории страны. Какая ирония судьбы! Только что они были нашими тюремщиками и палачами, а с этого момента становились нашими телохранителями и отвечали за нашу жизнь. Какая сила была способна так их преобразить? Просто дело в том, что это было в интересах представителя класса, незаконно удерживающего политическую и экономическую власть в стране. В данный момент необходимо было сохранить нас живыми и невредимыми и для гарантии к нам приставили двух телохранителей из Национальной гвардии.

Все четверо мы расположились в задней части автомобиля. Марсело и я с одной стороны, а сержант Паломо и капрал Эрнандес напротив. Сообщив нам, что мы направлялись в дом господина, управлявшего автомобилем, они предупредили, чтобы мы не пытались ничего предпринимать.

Ситуация для них была необычной, и им постоянно казалось, что их могут убить. Голоса у них дрожали, и нарочитая веселость выдавала их беспокойство.

Обсуждая положение, в котором они оказались, Паломо говорит:

— Послушай, Фина, а что, если твои товарищи захотят разделаться с вами, чтобы вы не проболтались, и по дороге устроят нам засаду? Мы ведь и пикнуть не успеем. Помрем вместе.

А капрал Эрнандес вставляет:

— Вы ведь не думаете, что вас хотят убить?

— Для того чтобы убить нас, они не стали бы проводить такую сложную операцию, подвергая риску столько товарищей, — заметила я.

— Это верно, — соглашается Паломо. — Правда, вот если кто-нибудь из правых, настроенных против правительства, узнает об этом и нападет на машину, то мы погорим вместе. Всякое может быть.