Мы победим! / Тайные тюрьмы Сальвадора - [52]

Шрифт
Интервал

Марсело, поняв, что обстановка изменилась, спрашивает:

— А с остальными что вы намерены делать? Их не требовали освободить?

— Нет, — нервно ответил Кастильо, — о них ничего не было сказано. Нам это показалось странным, но они требуют освободить только вас. Впрочем, зачем им нужно требовать Лиль Милагро и Валье.

— А я настаиваю на предоставлении гарантий в отношении всех арестованных товарищей. Если Революционная армия народа не потребовала их освобождения, то только потому, что не знала их местопребывания, но мы-то знаем, и вы обязаны освободить также и их.

— Послушай, — пробормотал Кастильо, как бы извиняясь, — вы вылетите в Алжир, потому что таковы их условия. О Саломоне и Кристобале я могу сказать тебе, что мы сообщим их семьям, возможно, им удастся вывезти их из страны этой же ночью. С Аидее и Валье придется немного повременить. От остальных ребят нам ничего не надо, а Валье и Аидее — случай особый.

— Запомните ваши обещания, — предупреждает Марсело, — ведь мы можем узнать, выполните вы их или нет.

— Не беспокойся, мы все так и сделаем. Даю тебе слово, — обещает Кастильо и немного погодя добавляет — Но я прошу тебя не рассказывать другим полицейским, о чем мы с тобой говорили, потому что у правительства могут быть враги, которые не захотят, чтобы договоренность вступила в силу.

— Хорошо, — соглашается Марсело.

— Хочешь помыться? Помойся, а потом мы тебе дадим другую одежду, потому что в семь тридцать за вами уже приедут.

В половине седьмого нам в камеру, как обычно, приносят ужин. Открывают дверь и передают только две тарелки с едой, а капрал Эрнандес, обращаясь ко мне, говорит:

— Ты поешь внизу. Обувайся.

У меня под рукой оказались туфли Лиль, и я прошу одолжить мне их, надеясь вернуться, как уже много раз за последние месяцы. Но в камеру я больше не вернулась и не смогла проститься с ними, хоть и попыталась. Вхожу в кабинет, и меня подзывает Кастильо:

— Хосефина, подойди сюда и распишись в паспорте и удостоверении личности.

Я недоверчиво подхожу к столу и вижу там два удостоверения личности и два паспорта. Он открывает один из них и указывает место, где я должна расписаться. Потом я расписываюсь в удостоверении личности и проставляю отпечатки пальцев. Увидев, что я закончила, Кастильо произносит:

— Сегодня в семь вечера за вами приедут. Иди помойся, а потом тебе дадут чистую одежду.

Я говорю, что не хочу мыться.

— Хорошо, тогда переоденься. Сними эту грязную рубашку.

— Капрал Эрнандес! Подари одну из твоих рубашек Хосефине, пусть переоденется.

— Слушаюсь, мой лейтенант! — Эрнандес уходит и возвращается с рубашкой.

— Надень это.

— Зачем? Мне и так хорошо.

— Нет, переоденься. Ты очень грязная. Марсело уже побрился и моется.

— Я хочу, чтобы мне вернули отнятый вчера приемник.

— А у кого он? — спрашивает Кастильо.

— У капрала Эрнандеса.

— Позовите его!

Возвращается полицейский с капралом Эрнандесом.

— Капрал, сходи за приемником и верни его ей.

— А ты, Хосефина, не подаришь его мне?

— Нет, я хочу его забрать с собой.

Капрал уходит за приемником. Все предельно услужливы. Один из полицейских замечает, что на мне очень большие туфли, и спрашивает:

— Где твои туфли?

— Там, наверху, в камере. Я схожу за ними. — Хочу воспользоваться случаем, чтобы вернуться в камеру и по крайней мере обнять Ану Хильму и Лиль Милагро, но ничего не выходит. Как я ни настаиваю, меня не пускают. Лейтенант отправил за туфлями одного из полицейских.

Кроме меня, в кабинете — Челе Мена, Мендоса по прозвищу Друг Доктора, капрал Эрнандес, Линарес, сержант Паломо и другие. Челе Мена подходит ко мне и говорит:

— Значит, уезжаешь, Фина. Счастлива, небось, чертовка! Повидаешь другие страны.

В свою очередь, другой полицейский просит:

— Пришли мне открытку. И пусть твои друзья не точат на меня зубы. Я ведь не издевался над тобой.

— Лет через восемь снова вернешься в страну, не так ли, Фина? — спрашивает Паломо.

— Нет, Фина там закончит учебу и останется, верно?

— Не знаю, — отвечаю я.

— Куда там! — возражает Челе Мена. — Вот увидите, она скоро снова будет здесь. Тайком, но вернется, я уверен. А что? Переоденется — и готово!

— Нет, если она уедет далеко, — вставил один из них, — это будет нелегко сделать.

— Хочешь почитать газету?

Паломо передает мне газету, в которой помещены фотографии трех убитых телохранителей.

— Кофе хочешь? Горячий.

— Нет, — отвечаю я.

Здесь же находится один из водителей отдела. Показывая на него, Паломо жалуется мне:

— Мы чуть не разбились с ним, когда ездили за твоими документами. Мы считали, что они все находились в муниципалитете Санта-Аны, но там не обнаружили твоего свидетельства о рождении. Хорошо еще он догадался заглянуть в удостоверение личности, и мы поняли, что оно в Метапане, и примерно в половине четвертого пришлось гнать туда. Еще немного и перевернулись бы. Скорость держали 120 километров в час, даже по извилистой дороге в Метапан. Там заканчивают строить дорогу и посыпали ее щебенкой. Мы боялись, что муниципалитет закроется или мэр уйдет, и тогда пришлось бы его искать. Чуть не угробились. Видела бы ты, Фина, по каким дорогам пришлось сегодня ездить.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.