Мы — можем! - [26]
Однако милость Господня к нам недостойным безгранична.
На Васино счастье именно в это время мотобот с палубной рабочей бригадой, ходившей проверить объект, возвращался назад, на «Лисянский», то есть медленно догонял его. Толпа на мотоботе по случаю хорошей погоды не тяготилась жизнью. Лежали вповалку, загорали, лениво переговаривались. На руле сидел боцман Валера Жук.
Как хорошо! Солнышко светит. Летучие рыбки порхают. Вот Вася Васецкий плывет. А куда же он плывет?
Вася, уже простившийся с надеждой, тоже увидел шлюпку. Он рванул к ней. От волнения пересохло в горле, и вместо крика из него исходил слабый сип. Но ребята уже узрели его и подвернули навстречу. Дали стоп. С выпученными глазами, обламывая ногти, Вася перевалил свое большое тело через борт. Дружеские руки подхватили его.
Никто из действующих лиц не вымолвил ни слова. Только Валера нетактично спросил: «Вася, а у тебя ноги чистые?»
Слева от автора — Василий Васецкий.
Полет Кисилева
СС «Капитан Федотов», в просторечии «Федотка», стоял на рейде Лас-Пальмаса. Отпущенных на берег членов экипажа доставлял на судно рейдовый катер от пристани Санта-Катарина. В те времена на капиталистический берег советских моряков отпускали группами по три человека. Старшим группы назначался член комсостава или коммунист из баковой аристократии. Старший отвечал за моральное состояние и поведение вверенной ему группы. Группа, о которой пойдет речь, состояла из боцмана Суздальцева, точилы (читай токаря-моториста) Толи Кисилева и водолазного старшины Коли Доманицкого из рижской группы. Коля был старшим.
Погуляв по берегу, сделав кой-какие покупки и выпив по кирпичу сухого вина, которое испанцы творят очень душевно и качественно, наши люди возвращались на борт родного спасателя. Первым поднялся Толик Кисилев, за ним следовал старшой. Замыкал шествие, как всегда, невысокий крепыш Володя Суздальцев с сетками, полными бутылок и пакетов.
Все моряки-спасатели знают, что на судах этого типа вход в коридор левого борта ведет мимо мастерской. В тесной мастерской Дед (для непосвященных — стармех) Юра Иванов стоял у токарного станка и что-то точил. Толя Кисилев возмутился вторжением в его заведование. Толя был мальчик непростой. Несмотря на заикание — вещь редкая среди моряков, — он закончил Кораблестроительный институт, был хорошим точилой и высоко оценивал свой статус. В обычном состоянии он просто сказал бы Деду какую-нибудь гадость, но литр вина, бродивший в его пищеводе, спровоцировал Анатолия на оскорбление действием. Без лишних слов, можно сказать мимоходом, Толя ударил Юру коротким в лицо. Дед отлетел к переборке и сполз спиной по ней.
Дальнейшее происходило стремительно. Старший группы, узрев прямо перед собой такое нарушение субординации и дисциплины в целом, схватил Кисилева за ворот джинсовой рубахи, приподнял и мощным пинком послал его тело вдоль по коридору в нос. Толя пролетел стремительно по всей длине коридора, махая крыльями и высекая искры в попытках задержаться за что-нибудь.
Трудно сказать, почему он не просвистел в «зиндан», как моряки зовут помещения нижней палубы. Скорее всего, ему помог изгиб коридора в этом месте. Тем не менее, в свою каюту он зашел очень быстро, но уже шагом.
На другое утро Толя Кисилев вышел на палубу тихий и задумчивый. Он что-то долго обмозговывал, потом сказал, заикаясь больше, чем всегда:
— Я ннниккогдда нне бббеггал ттак бббысттро!
Небываемое бывает
Покойный наш Государь Петр Алексеевич, более известный под именем Петр Великий, он же — Петр Первый, изволил наградить участников взятия на абордаж кораблей шведского разведотряда в устье Невы памятными медалями. На тех медалях монаршим повелением были выбиты слова — «небываемое бывает».
Сказано красиво, но не совсем справедливо, ибо русские морпехи, как бы они в разные времена ни назывались, и задолго до этого, и многократно после этого брали с лодок на абордаж вражеские корабли и не считали такой результат ратных трудов своих чем-то небывалым.
Лично я считаю, что Петр Алексеевич поторопился со своим текстом лет этак на двести восемьдесят, поскольку события, достойные его формулировки, произошли в наше, тогда еще советское время.
Доблестный ледокол «Юрий Лисянский» уходил в дальний рейс на полгода.
Потребовалось срочно погрузить на него новый двенадцатитонный агрегат, а старый снять для капитального ремонта. Наше крановое судно «Витязь» работало где-то в другом углу Балтики. Легендарный 94-й причал не был оборудован кранами. Поблизости не оказалось подходящего плавкрана. На «Лисянском», как на всех ледоколах проекта 97А, не было предусмотрено грузовое устройство, способное выполнить эту работу. У соседей в рыбном порту работали хорошие портальные краны, для которых эта работа была игрой. Но крановые пути метров на шестьдесят не доходили до забора, тогда еще чисто символически разделявшего наши причалы. Поставить ледокол к причалу рыбного порта было нереально. Ржавые громады рыбацких плавбаз и БМРТ стояли там даже не в два, а в три корпуса. Чужака никто не пустит, все спешили обстряпать свои делишки. Короче говоря, капитану ледокола, и без того измотанному подготовкой к отходу, ситуация казалась безвыходной. Не более оптимистично оценивало ее и руководство отряда.
