MW-14-15-16 - [10]

Следует свернуть. Мальчик поворачивается и видит на другом краю дороги человека. С такого рас­стояния человек выглядит как червяк, но мальчик все понимает... Надо бежать.

Где-то далеко-далеко виднеются заснеженные вершины гор. Вознесенные над гордыней орла и нагло­стью козерогов, они прививают горячку последней надежды, разбавляют боль новой магией. Магией суровой, мрачной и грубой, но ведь хриплый клекот орла гораздо более мрачен кораллового крика индюка, который ни­когда ведь не украсит неба своим полетом. Туда необходимо добраться, или же поддаться и не пробовать. И тогда мальчик начинает новый поход к колдовской горе.

А за это горой расположены висячие сады Семирамиды, где много шепчущих на площадях фонтанов с малиновым соком, вокруг которых бананы с персиками просяще усмехаются прохожим, нетерпеливо фыркают лошадки-качалки; на залитых лунным светом террасах арлекины под звуки шарманок танцуют с обезьянками; пираты из Порто-Белло лапают сестренок Шехерезады, белокурые принцессы соблазняют свинопасов, малень­кие мальчики в индейских коронах из перьев тренируются в стрельбе из луков в колдуний, оседлавших ме­телки; бездорожья Дикого Запада, замки жестоких рыцарей, перламутровые пристани джонок, девственные Острова Сокровищ открытые для каждого; и каждого ожидают воздушные шары, эскимосские упряжки, золо­тые кареты, ковры-самолеты, мустанги, ракеты и батискафы; и каждый может купить для себя какого захочешь звереныша: райскую птицу, единорога, маленького дракона или же говорящего попугая, и у каждого есть там свое дерево, под которым ожидает мама. Ведь это же - ну как же еще! - царство мам, в котором невозможно потерять свою, потому что она красивее и стройнее всех остальных.

Единственное, туда еще надо добраться.

Они бредут с большим трудом, изгнанные дети. Поля прядут морозную пустоту для оголодавших вол­ков. Человека за спиной уже не видать, только его присутствие чувствуется той же спиной. Бегство возвращает человеческим существам инстинкт убегающих животных.

Поднимается последняя зимняя метель, в которой мальчик ищет убежища. Как тяжко идти под гору. Девочка без стона падает. Мальчик втаскивает ее в скальную расщелину и бессмысленно прижимает ее к себе. Слезы замерзают в уголках закрытых глаз. Поземка прикрывает детей тихим одеялом.

Рядом стоит елочка, мать украшает ее серебряными цепочками и блестящими шариками, в которых лица отражаются опухшими, расплющенными, такими смешными. Горят свечки, мама напевает рождествен­скую колядку, в камине пляшет огонь. И тепло охватывает все тело.

Появляется волк, он откапывает ножку девочки и начинает грызть. Раздается выстрел. Отчаянный зве­риный визг ранит величие белой империи. Мальчик открывает веки. Он видит наклонившееся над собой чье-то лицо, чьи-то глаза, голос доходит издалека. Это мама, кто же еще может обнимать так нежно? Он обязательно должен что-то сказать ей, что-то ужасно важное... обязан... только вот уже не успеет. Что-то в нем сбегает вглубь, в пространство без конца, в колодец со скользкими стенками, в котором мысль никак не формируется, но слышны какие-то странные голоса, возвращаются позабытые заклинания, слова с непрочитанных страниц... еще сегодня будешь со мною в Раю...

Охотник откладывает ружье, берет мальчика на руки, ищет отголоски дыхания. Напрасно. Потом он откапывает из под снега синее личико девочки; тонюсенькие, привыкшие к побоям пальчики превращаются в голубиные перья. Ковер-самолет конвульсивно дрожит, ангел моего сна издает душераздирающий крик, даже Бога в этот момент переполняет смертельный ужас, освобождающий желание мести.

Преследователь поднимается с колен и смотрит в небо на горные вершины. Надо возвращаться. Ему еще нет сорока лет, а до пятидесяти так вообще далеко. Он идет в сторону пляжа и погружает ноги в приливной пене. Море молчит, оно пусто до самого горизонта и пробуждает страх будто беззвездная ночь, Чайки кончи­ками крыльев вяжут волны, скрученные в водовороты там, где на дне лежит затонувшая барка иллюзий и про­щений. Мужчина поворачивается и видит человека на другом конце дороги. С такого расстояния человек этот похож на червяка, но мужчина понимает. Надо бежать.

И пробегает серна, и птица взлетает в небо, рисуя на небе границу меж явью и сном. И земля горит в муке желания. Весна.

MW: З А Л XV П Р Е С Т У П Л Е Н И Е И Н А К А З А Н И Е

"Бог насмеялся на похоронах Польши,

Ибо, на небе гаденько-грязном

Строили рожи какие-то твари:

Сфинксы, гиганты и бесов отары -

Чудища вида и формы различной;

Понизу, ближе к земле - лишь руины

Храмов священных, а чуть дальше посмотришь

В серой туманной дырище - старая ведьма,

Скалит клыки на изъеденных деснах,

Так насмехаясь над Богом, Царем и над Польшей".

Фрагмент поэмы Людвика Мерославского,

диктатора Январского Восстания

Этой старой ведьмой была История. Над Богом насмехалась потому, что он всегда был предметом ее издевок. Над Польшей и поляками - потому что в ночь с 22 на 23 января 1863 года, без надлежащей подготовки, организации и необходимого числа командиров, вооруженные шестью сотнями охотничьих ружей (sic!), те набросились на самое огромное государство Европы и Азии. А над царем Александром II – потому что, располагая десятками тысяч солдат и сотнями пушек, в течение нескольких месяцев он был не способен подавить этого мятежа. Смеялась она и над тем, что обе стороны надеялись на Бога, у которого вымаливали помощи.