Мужские прогулки. Планета Вода - [80]

В 506-й комнате общежития гуляет острый сквознячок, и обитательницы комнаты поеживаются, ворочаются, просыпаются.

— Степанова! — позвала из-под одеяла Оксана. — Зачыны викно, сёгодни твоя черга!

— Девочки, а нельзя было хоть сегодня поспать, ведь воскресенье! — недовольно ворчит Майя — неженка, лентяйка, любительница поваляться в постели.

— Девочки, — бодро отвечает Лиза, уже успевшая сделать зарядку, — вы зачем сюда приехали? Спать? Спать можно и дома. Кстати, в более удобной обстановке…

Обычная утренняя сценка, полушутливая перепалка, выяснение отношений мимоходом, мимолетные уколы, тепло симпатий, тщательно скрываемые антипатии — будни общежития. Сообразив, что поспать больше не удастся, нехотя вылезает из кровати полтавчанка Оксана, толстая красавица с необыкновенно черными, без малейшего блеска, точно вбирающими, поглощающими свет глазами. Домовитая и хозяйственная, она внесла в быт 506-й комнаты некоторый уют своими кастрюльками, сковородками, чайниками, консервированными компотами, вареньями. Ее бессовестно объедали не только соседки по комнате, но и вечно голодные парни с курса, проживающие этажом ниже. Не умывшись, Оксана начинает подметать комнату.

— Патологическая чистоплотность, — ворчит Майя, с недовольным видом натягивая халатик, — грязь ей, видите ли, мешает, а то, что она всем мешает спать, это ее не волнует!

Майя — москвичка, могла бы поступать в институт в Москве, но побоялась провалиться на экзаменах и предпочла вуз попроще. Она привнесла в 506-ю некий экзотический столичный дух. С ее приходом в комнате начались бурные перестройки. Несмотря на запрет коменданта менять что-либо в комнатах, она на свой вкус обставила жилье: вынесла на склад ножки от железных кроватей, а сетки пристроила на кирпичи, доставленные со стройки ее многочисленными покорными поклонниками, стены обклеила репродукциями и афишами. С Майей вошли в обиход ежевечерние кофепития за низеньким журнальным столиком, причем к кофе были приняты пузатенькие чашечки из Турции, сахар из Индии, желтый и несладкий, душные сигареты из Сингапура. А по утрам Майя неукоснительно пила травяные настои, чем бесконечно смешила Лизу — у той в Сарополье спорыш и полынь не ели овцы, а тут — москвичка, отец — какой-то крупный работник торговли, не вылезающий из-за границы, семья, привыкшая к икре и сырокопченой колбасе!

— Опять закрыли окно! — возмущается появившаяся с утренней пробежки Хедди. — Как можно жить без воздуха?

Свежий воздух — страсть Хедди. Рыжая веснушчатая рижанка Хедди Арая обычно молчит — стесняется акцента. Тихо и незаметно сидит где-нибудь в уголке с книгой или раскладывает хитроумные пасьянсы. Круглый год она держит окна открытыми настежь, чем причиняет остальным обитательницам массу неудобств. Девушки мерзнут, синеют, покрываются пупырышками, простужаются, а Хедди хоть бы хны — щеголяет в легких шелковых блузках и даже насморка не заработает.

Зная по опыту, что сейчас разгорится оконная дискуссия, Лиза предпочитает потихоньку исчезнуть.

— Опять в библиотеку? — с невинным видом интересуется Майя. — Как зовут ту библиотеку? Случайно не Антон?

Девчонки хихикают. Не обращая на них внимания, Лиза выходит. Она действительно собралась в библиотеку, хотя напоминание Майи об Антоне заставляет ее заколебаться. Не пора ли навестить его? Похоже, их троица потихоньку распадается. С Витькой-то они видятся ежедневно, а вот с Антоном редко. Лиза жалела его за неудачу, однако вместе с сочувствием испытывала легкое раздражение. Ведь можно было, не теряя времени, поступать на вечерний, так нет, на тебе, работа в милиции! Зачем? Вообще Антон заметно переменился с тех пор, как пошел в милицию.

Впрочем, Лизе некогда было с ним разбираться — еле-еле хватало времени на себя, на свою новую жизнь, на то, что огромным потоком обрушивалось, захлестывало, окружало, проникало в нее, на то, что зовется городом. Чтобы сжиться или, в крайнем случае, не быть в разладе с ним, следовало познать его повадки. Обычно после лекций девочки спешили в общежитие, даже если их там не ждали неотложные дела, и томились от безделья или слонялись по комнатам сокурсниц, болтали о пустяках, спали, готовили еду. Некоторые из них, проведя пять лет в большом городе, так и не удосужились побывать в театрах, не посетили знаменитых музеев или памятников старины.

Это нежелание или неумение пользоваться большим городом удивляло Лизу. Сама она регулярно отбивалась от девчонок и уходила бродить в одиночестве. Открывала и осваивала уютные тупички, новые проспекты, старые площади, маленькие кафе и большие, известные театры, медленно, с трудом, но все-таки привыкала к многоэтажности города. Потихоньку вживалась и в городскую тесноту, хотя ей долгое время не хватало воздуха, пространства. Зато занятно было наблюдать пестрый парад лиц, нарядов, причесок, походок, манер. Горожане казались Лизе прекрасными и недосягаемыми, порой ею даже овладевало отчаяние оттого, что она так не похожа на них, остро, как нечто постыдное, ощущала свою обособленность от толпы.

Печать провинциальности, решила девушка, накладывала на нее одежда, поэтому следовало осовременить гардероб. Стесняясь, страдая от ущемленного самолюбия, Лиза обратилась к Майе с просьбой продать несколько «фирмовых шмоток» из тех, которые она сама уже не носит. Майя отнеслась к просьбе с полным пониманием. Прежде всего велела вытащить и перемерить имеющийся гардероб. Прикусив губу, долго рассматривала подругу, вертя ее с придирчивым вниманием и так и эдак. «Половину снеси в комиссионку, — посоветовала наконец она, отбросив на кровать тряпки, купленные наспех перед отъездом. — Поносила сама — дай поносить и другим». — «Что ты! — испугалась Лиза. — Это платье напоминает прошлое, оно мне как родное…» — «У женщины не должно быть прошлого, — отрезала Майя. — Лишь будущее».