Мужские прогулки. Планета Вода - [69]
— Да прекрати ты! — не выдерживал отец, вскакивая в дедову комнату. — Господи, что за наказанье! Орет как оглашенный! Деда вон пожалей… В последний раз тебя спрашиваю, поедешь на поле?!
— Н-э-нет! — пел ему в ответ Антон.
— Не поедешь — выгоню! — горячился отец, пританцовывая от волнения на месте, и рубил кулаком воздух, точно вгонял в него каждое слово.
— Н-н-наплевать! С-с-сам уйду!
— Черта с два уйдешь! Выгоню!
Отец и сын Охотниковы, очень похожие, оба высоченные, сухие, беловолосые (только отец пожилистей, покрепче в костяке, да с опухлыми подбровьями хронического сердечника, а сын — мускулистый, нежнолицый, с острым кадыком, сейчас яростно катавшимся по горлу), стояли друг против друга и ожесточенно сверкали одинаковыми серыми глазами.
— По такой статье загремишь, что нигде больше не возьмут на работу! — грозил старший Охотников, потрясая кулаком.
— Х-х-хы! Он выгонит! Д-д-дед, да скажи ты ему! Я учиться еду!
— Гг-ььа-о… — доносилось с кровати деда.
В комнату заглядывала низенькая добродушная мать Антона, с ласковой укоризной улыбалась обоим.
— Уймитесь, петухи! Завтрак на столе… Двоюродный братка Василий с женой приехал… Не позорьтесь хоть перед сродственниками!
За плечом матери угадывались еще какие-то лица, слышались восклицания, смешки, звуки поцелуев — весь тот своеобычный шумок, сопровождающий прибытие в дом гостей.
Разгорался день, шумный, длинный, заполненный приездом и других родственников, разговорами о состоянии здоровья деда, мгновенно вскипавшими ссорами с отцом, то убегавшим на работу, то прибегавшим домой, короткими слезами матери, то печальными, то радостными, десятком нахлынувших перед отъездом неотложных дел. День шумно и горячо несся вскачь, точно раззадоренный скакун, а в крохотной комнатенке, провеваемой сквознячком, тихо дотлевала человеческая жизнь…
Шел 198… год. Двадцатый век стремительно катился к своему исходу. А вместе с ним заканчивал жизненный круг и его ровесник Игнат Федорович Охотников. История властно вовлекает в свое течение каждого, и нет ей разницы — будет то почтенная, перенаселенная государствами, традициями и городами Европа или сибирское глухоманное Сарополье, будет то человечество или один его представитель. Игната Федоровича Охотникова история использовала на всю катушку, а теперь мчалась дальше уже без него. Он медленно угасал, разбитый полиартритом, в доме сына своего Якова Игнатьевича.
Повернув голову, дед смотрел в распахнутое окно, открывающее вид на дальнюю синюю стенку кедрача, на перламутровую блистающую речушку Бию, где он так, бывало, любил зоревать с удочкой. Былинная, прямо-таки легендарная жизнь политзаключенного, сбежавшего из царской ссылки, прославленного конника, порубанного однажды колчаковцами до смерти, но выжившего, удачливого снайпера, уложившего полторы сотни фашистов, но ни разу не подстреленного ими, крупного хозяйственника, гремевшего делами и славой на весь Алтай, теперь неторопливо вытекала из окаменевшего в солях тела. Игнат Федорович знал, что жизнь его истекает, знал о бесполезности усилий врачей, о тщете суеты, поднятой вокруг него домочадцами. Улыбка, похожая на гримасу, стыла на его лице. Крупное еще, хотя и изъеденное болезнью, тело деда Игната бессильно покоилось под простыней, а пальцы правой руки, скрюченной в причудливую форму, цепко сжимали газету.
Комнатенка была наполнена ветром, родственниками, то входившими, то выходившими, шумом радио. Кто-нибудь то и дело пытался приглушить звук, но дед Игнат поднимал такую возню, так мычал и хлопал по простыням ладонями, так дергался и подпрыгивал, что приемник оставляли в покое. И мир кипел и обрушивал на голову Игната Федоровича разнообразнейшие сведения. И ему ничего не оставалось, как размышлять об этом мире.
Раньше он думал о себе, о близких, о всех людях, его окружавших, как-то сталкивавшихся с ним, зависящих от него или, наоборот, распоряжающихся его судьбой, а теперь у него появилась такая шикарная возможность подумать не о себе, а о множестве не имеющих к нему отношения людей, которым он завидовал насмешливой и жалкой завистью уходящего человека, физически ощущавшего, как время проносится через него, через его вибрирующие, звенящие сосуды.
Века что люди — так же подвержены возрасту. Если младенчеству свойственно чувство времени как бесконечной череды долгих счастливых дней, осиянных верой в сбывающееся будущее, то в зрелую пору бег времени ускоряется, но в созидательном труде не ощущается так скоротечно, как это бывает в старости, когда часы лихорадочно отщелкивают не минуты, нет! — годы. Да что там годы! Безвозвратно уносятся куда-то целые десятилетия. Физический закон ускорения распространяется на все в мире — и на время тоже. Лихорадочное дыхание стремящегося к завершению века подгоняет людей. Разве можно сравнить темп будней какого-нибудь средней руки русского чиновника, наслаждающегося тихими прелестями чаепития в саду под дымок, струящийся над медным тазом, где варится клубничное варенье, неспешными разговорами о том, о сем, и какого-либо современного человека, большую часть своей жизни куда-то торопящегося, мчащегося в машинах, поездах, самолетах, подстегиваемого лавиной событий?
«Ты прекрасна, но эгоистична.Прекрасна, как свет, пробивающийся сквозь стекло».«Девять камер ее сердца» – не совсем обычная вещь сразу в нескольких отношениях.Здесь нет основного действующего лица – основная героиня предстает нам в описаниях других персонажей, и мы ни разу не сталкиваемся с ней напрямую, а видим ее только в отраженном свете.Девять непохожих людей вспоминают свои отношения с женщиной – той, которую они любили или которая любила их.Эти воспоминания, подобно частям паззла, собраны в единое зеркальное полотно, в котором мы видим цельную личность и связанную с ней историю.
События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.
Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.