Мужские прогулки. Планета Вода - [205]

— Извини… поздно уже… Я слышала, ты уезжаешь… а у тебя мое платье осталось…

Он отступил, давая ей пройти. Лиза вошла и стала с жадным интересом осматриваться, стоя на пороге. Он жестом пригласил ее сесть, а сам отошел к окну и стоял там с отрешенно-сосредоточенным видом, видимо, весь еще в тех делах, от которых оторвал его ее приход.

Она увидела его большую ладонь, машинально постукивающую по дереву подоконника, его сильную шею, всю его крепкую, какую-то очень прочную и убедительную фигуру — уже не такой долговязый и вихляющийся, просто очень высокий — и странное произошло с ней. Будто от него ударило в нее электрическим током. Желание было таким сильным, что у нее подкашивались ноги. Она всеми силами сдерживалась, чтобы не показать ему своей страсти, чтобы не выдать себя, но, впрочем, он, кажется, не обращал на нее ни малейшего внимания. Она-то думала: никогда с ней такого не произойдет, во всяком случае не с бывшим мужем — ну, не смешно ли? Отстраняясь от неодолимой, независимой от нее тяги, она хрипловатым голосом произнесла пустые слова:

— А у тебя чисто. — Неуместное разочарование и безысходное кокетство прозвучали в этих словах. Она смутилась и добавила — получилось еще хуже: — Чувствуется заботливая женская рука…

— Ты ведь знаешь, я сам неплохо убираю, — сухо заметил он.

В его холодности не было игры. Нет, он прежний: раздражающе прямодушный, чистосердечный, не приемлющий никакого лукавства, никаких, пусть маленьких и невинных, но облегчающих жизнь, хитрых уловок.

— Я бы выпила чаю, — с сердитым отчаянием заявила Лиза. — Горячего чаю…

Жалобные женские голоса действовали на Антона безотказно. Он распахнул дверцы шкафа, показывая ей, что она может искать платье, а сам отправился готовить чай.

Автоматически выполняя привычные действия, он думал о той, что сидела сейчас в комнате. Сколько он мечтал о том, чтобы однажды она вошла — и все стало прежним. Но вот она вошла — но ничего не стало прежним. Не было ни муки, ни тоски, ни боли, от которой хотелось когда-то умереть, ни малейшего злорадства (пришла все-таки! сама пришла!). Ничего не испытывал он, он, мечтавший когда-то о мести, об убийстве, о прощении, о любви. Не только ни капли мстительной радости не испытывал он при виде заносчивой гордой женщины, сейчас униженно зависимой от его воли, напротив, он жаждал всей душой скорейшего прекращения происходящего — не видеть бы только этих вымученных заигрываний, не слышать этой униженности тона. Он внес чайник для заварки и чашки, она с пристальным вниманием наблюдала за его действиями.

— Ты изменился, — задумчиво произнесла она. И, помолчав, добавила: — А я изменилась…

Он невольно отметил алогичность такой фразы. Но сознанием миновал слова, их внешний смысл, а внутренняя суть ему была понятна. Вот что она имела в виду: ты изменился совсем немного, в соответствии с возрастом, даже почти не изменился, а я изменилась сильно, я не та, что прежде, посмотри на меня внимательно, и ты увидишь не только внешние изменения, но и другие, в общем, я иной теперь человек. Поняв сказанное таким образом, он без особого интереса, однако пристально поглядел на нее. Она превратно расценила его внимательный — снизу доверху — взгляд.

— Я не нашла платья… Впрочем, и не искала… все равно фигура уже не та.

За то время, пока они не виделись, Лиза похорошела, вошла в самую сочную зрелую пору расцвета женской красоты и знала об этом. А если знала, то ее фраза о фигуре была всего лишь демонстрацией, привлечением мужского взгляда к женским достоинствам. Незамысловатая женская уловка, но трогательна!

— Ты выглядишь отлично, — искренне ответил Антон.

— Спасибо, — сказала она, засияв зарумянившимся лицом.

Они пили чай. Лиза оживленно и неестественно весело болтала без умолку и, похоже, не собиралась останавливаться. Антон молча, с непроницаемым лицом слушал. Расценив молчание Антона как поощрение, Лиза встала и скользящей, пружинистой, какой-то кошачьей походкой направилась в дальний угол комнаты, где на журнальном столике стоял проигрыватель. Включив его в сеть, она подошла к тумбочке и взяла первую попавшуюся пластинку. Антон молча наблюдал за ней.

— Как мне нравится эта вещь… Послушай! — Она повернулась к нему. Стояла нервно-грациозная, напряженная, ожидающая.

В комнате сочился печалью саксофон. Потом слабо пробились мерцающие, какого-то незнакомого (индусского?) инструмента звуки и отдались в сердце Антона нежностью и грустью.

— Если нравится, можешь взять себе, — равнодушно сказал Антон и отвел взгляд.

Когда он снова взглянул на нее, она стояла с лицом, покрытым красными пятнами, похожая на птицу с опущенными крылами — сутулящаяся, жалко клонящая голову. Ну почему, почему она не понимает — не до танцев сейчас! Вообще все не так, как она думает!

— Уже поздно… мне пора ехать, — произнесла она бесцветным голосом, не глядя на него.

— Проводить тебя или вызвать такси?

— Проводи до такси… если хочешь. Если тебя не затруднит.

Они вышли из квартиры. На пороге Лиза обвела прощальным взглядом комнату, задержалась на раскрытом чемодане, брошенном на тахту.

— Надолго уезжаешь? — спросила тихо.