Мужские прогулки. Планета Вода - [195]

— Ну и как? — заинтересовался Антон.

— Да так, чтобы не обременительно было, чтоб ни маломальской жертвы с его стороны. Сам делал котлеты?.. А с другой стороны, как не быть мужчине мелочным при такой зарплате? Билеты в театр и те через спекулянтов с переплатой, а если жена отбирает всю зарплату до копеечки?

Антон перевесился через подоконник и поглядел вниз.

— Они что, — кивнул он туда, вниз, — все женатые?

— НСБ. Нормальный современный брак. Союз мужа-холостяка с незамужней женой.

Уловив замешательство на лице Антона, которого разговорная манера Майи ставит в тупик, она со смехом добавляет:

— Дабы брак не был битвой нервов, многие научились жить друг с другом, как друг без друга.

Заслышав гудок автомобиля, Майя торопливо дожевывает котлету и мчится к двери.

— И все-таки шла бы ты замуж, — заявляет в следующий раз Антон. — Женщине в твоем возрасте пора заводить детей.

— Шутишь! — широко распахивает на него глаза Майя.

— Холостякующих мужчин знаю, а вот убежденных холостячек не приходилось встречать.

— Ну так смотри.

Майя встает, подбоченясь, в позу, с насмешкой — то ли над собой, то ли над Антоном — демонстрирует себя.

— Посмотрел? Не-эт, не совсем еще я на себя плюнула. Любовь — это одно. Кто не хочет любви? А брак — совсем другое дело. Одному еще можно справиться с неустроицей, с той бестолковщиной, какую мы стеснительно зовем бытом. А вот двоим уже трудно. Обдирать жабры, терять идеалы, метаться в поисках то продуктов, то лекарств, то мест в садике, то еще черт знает чего, неожиданно исчезающего из нашего обихода?! Тратить душу на кухню?! Ну уж, золотко, нет! Я ведь сказала как-то тебе, что это слишком непозволительная роскошь. Бабий век — он ведь короткий. И чтобы его, такой короткий, заел быт?!

— Ну а потом? — спросил Антон.

— Потом суп с котом, — сердито отозвалась Майя. Но тут же неунывающе рассмеялась, ослепила сиянием глаз, зубов, волос, послала воздушный поцелуй — и была такова.

В следующий раз она появилась после длительного перерыва. Антон уже успел соскучиться по этим неожиданным, всегда таящим непредвиденность, непредугаданность встречам. Как ни странно, Майя появилась на этот раз без машины. Антон не верил своим глазам и несколько раз выглядывал в окно. Он кормил ее салатом из картофеля, поил чаем.

За чаем гостья поведала бесстрастно, сухим текстом хроникальной киноленты о своих приключениях. Была первая любовь. Трепетная, нежная, безответная. Он женился на другой. Была вторая любовь. Тоже нежная. А потом поехала в командировку с сотрудницей. Случайно разоткровенничалась — сотрудница призналась, кто за ней ухаживает. Оказалось, он — Майина нежная любовь. Представляешь, негодник! Даже поленился подняться этажом повыше, в другой отдел! Третий больше интересовался квартирой, горел желанием уйти из общежития. Готов был жениться на теще, детях, собаке, лишь бы с квартирой. Знакомила его с подругами, а он тут же тайно от нее звонил им. С четвертым была дольше всех. Уже почти наметилась семья. Общий, так сказать, очаг. Однажды он решил развлечь ее и повез с собой в Прибалтику. И все три дня, на которые прикатили в Прибалтику, простояла в очереди за сапогами для его жены и дочери…

— Хватит, — потребовал Антон.

Майя с веселой беспечностью кивнула головой.

— Знаешь, — объявила она беспечально, — есть какие-то законы, которые не перепрыгнешь. Дочери очень часто повторяют судьбы матери, бабки. Моя мать поздно вышла замуж. Я, наверное, в нее. А бабка — та всю жизнь прожила без мужа.

Покосившись на собеседника, проверив, интересно ли ему, и утвердившись — интересно, продолжала:

— После войны разруха, голод. Бабка ушла с больным, полумертвым мужем на юг. В каком-то селе попали к богатой вдовушке. Та выходила их, выкормила. Пришла пора возвращаться в город. А дед: «Я к Полюшке привязался. Пожалуй, не пойду. Как ты, Женечка, считаешь?» Женечка, моя бабка, считала, лучше оставить его с Полюшкой, чем везти за собой, нелюбимой. Так и уехала бабка, но каждый год навещала бывшего мужа. Когда он умер, обе хоронили, обе плакали. После того, как моя мать выросла и завела собственную семью, вдовы съехались и доживали век вместе. По вечерам в палисаднике пели его любимые романсы, аккомпанируя одна на мандолине, другая на гитаре…

Свои монологи Майя обрывала неожиданно, вскакивала, куда-то мчалась.

Она появлялась и исчезала вновь, и каждый раз в ином, чем прежде, обличье, как она сама про себя говорила — «при другой внешности». И всякий раз Антон с восхищением думал: «Боже! Да это же оборотень!»

А однажды она появилась, и у него сжалось сердце, и боль с новой силой запульсировала в нем. Чем-то полузабытым, родным повеяло от ее облика: от волос, подстриженных по-новому — шлемиком, от нервно-грациозной фигуры с узкой спиной и прямыми, как у древнего римлянина, плечами. На этот раз она не болтала, не смеялась и решительно отказалась от бутербродов. Она стояла и просто смотрела на него, смотрела со скорбной ласковостью. И он, дрожа от муки, нежности, стыда, желания и страха, обнял ее.

«Лиза», — хотелось прошептать ему.

Она его опередила.

— Только не вздумай назвать меня голубкой, рыбкой или другим пошлым словом, каким мужчины называют женщин, когда боятся перепутать имя, — с грустной улыбкой произнесла она.