Мужские прогулки. Планета Вода - [192]

Пустынников выразил желание пройтись пешком. Ситников тотчас же к нему присоединился. Поколебавшись, Склёмин вылез из автобуса — если товарищи не возражают, он бы тоже прошелся с ними, поразмялся… Товарищи не возражали. Втроем они медленно направились в сторону института.

— Да-а, — вздохнул Ситников, не остыв еще от совещания. — Беда. Только, на мой взгляд, истоки ее психологические.

Склёмин недоверчиво хмыкнул и пожал плечами: мол, при чем тут психология?

— Притерпелись к беспорядкам. Все знают, а молчат. А почему — вопрос — молчат? Притерпелись.

— Не лежит у нас душа к организованной работе. Сегодня наваливаемся на одно, завтра на другое. А в результате бестолковщина, хаос, а хаос, конечно, никогда не бывает производительным. Как говорит один наш молодой сотрудник — производителен только порядок…

Склёмин вдруг спохватился, полез в портфель, что-то поискал — не нашел или сделал вид, будто не нашел.

— Чуть не забыл, чертов склероз! Что там у вас, Илья Андреевич, опять за история?

Пустынников и Ситников с недоумением переглянулись.

— История? Какая история? Понятия не имею! — совершенно искренне отозвался Пустынников, хмуря широкий четырехугольный лоб.

— Разберитесь, в чем там дело. Кто-то из ваших молодцев ходит по квартирам и запугивает людей грядущей гибелью цивилизации в результате нехватки пресной воды…

— Даже так? — сильно удивился Пустынников. Он озадаченно поерошил пятерней волосы. Подобные шутки еще не практиковались его ребятами, в ходу были повеселей и поостроумней. Так и не сообразив, кто бы это мог быть, он переспросил: — Гибелью, говорите, запугивает? Сурово однако.

— Требует от жильцов экономного и бережливого расходования воды. Уговаривает меньше стирать, мыть посуду и умываться не в проточной воде…

— Что-что? — изумился Ситников и вдруг захохотал, запрокидывая в изнеможении голову. — Ой, не могу!. Не умываться, ха-ха, не стирать! Вы нас не разыгрываете? В самом деле?

— А как же умываться? — заинтересовался Пустынников. — Как англичане, что ли? Пробкой раковину затыкать… гм… а что, в этом что-то есть… гм…

— Мало того, — недовольно продолжал Склёмин, сердито поблескивая выпуклыми стрекозиными глазами, — вступил в контакты с официальными лицами и требует от них исправной сантехники.

Ситников хватался от смеха за живот. Пустынников, поразмыслив, уточнил вежливо:

— Официальные лица — жэки, как я понимаю. Понятия не имею, кто бы это мог быть!

Голос его однако на этот раз прозвучал неискренне.

— Значит, опять «телега» пришла? — продолжал хохотать Ситников. — Уж не меня ли обвиняют в этом смертном грехе?

Склёмин осуждающе покашлял. Он озабочен всерьез — опять какая-то история в отделе, и так навязшем в зубах своими происшествиями, а этому зубоскалу только шуточки на уме!

— Руководство института не может игнорировать мнение общественности, мы обязаны отреагировать на сигнал…

— Общественность — это жэки, что ли? — опять поинтересовался Пустынников с задумчивым лицом.

— Прошу вас принять меры — вплоть до увольнения. Да-да, надо избавляться. Хватит с нас скандалов, — твердо сказал Склёмин. — Фамилия новоявленного пророка… что-то связанное с огнестрельным оружием. Да, вот Охотницкий… Позвольте заметить между нами, у вас прямо пристрастие к аномальному…

— Не понял. Вы называете так людей деятельных, инициативных? И почему это надо так бояться инициативы? А впрочем, покажите мне жалобу…

Склёмин вовсе не собирался показывать жалобу, поступившую на имя директора института от начальника жэка, — жалобу наглую, трусливую, угрожающую — видимо, рыльце в пуху. Заявление и самому Склёмину не понравилось, однако же и история какая-то странная, экзотическая. А заявление все же лучше не показывать Пустынникову. Однажды Сергей Борисович уже показал письмо директора гастронома, в отместку за вынужденно выданную Книгу жалоб накатавшего кляузу на одного из «пустынников». Тогда Илья Андреевич на глазах Склёмина разорвал жалобу на мелкие клочки и, выбросив в корзину, демонстративно отряхнул ладони, да еще и выговорил Сергею Борисовичу, что он-де поощряет клеветников и хамов, вместо того чтобы дать им по рукам.

Из маленького уютного переулка повеяло запахом кофе. Не сговариваясь, все охотно свернули в переулок. Все трое были заядлыми кофеманами. Ситников, как самый молодой, первым подлетел к стойке и расторопно обслужил их — принес три чашки кофе и бутерброды с сыром. С аппетитом принялись за еду.

— Скажите, — неожиданно обратился к задумавшемуся Склёмину Пустынников. — У вас дома бачок течет?

Склёмин перестал жевать, он был несколько шокирован таким вопросом — напоминание о туалете звучало неуместно за едой, однако решил ответить.

— Право, не знаю… что-то такое шумит днем и ночью… Очевидно, течет.

— А у меня туфли «каши просят», — сообщил с непроницаемым лицом Пустынников.

— При чем тут туфли? — удивился Склёмин, пожимая плечами и обращаясь к улыбающемуся Ситникову, как бы приглашая того в свидетели невозможного характера Пустынникова.

— …а ведь чинил три дня назад! Костюм решил заказать в ателье — отказали, подбортовки нет, и мастер лацканы не умеет вшивать. Позвольте, но какой же это мастер, если не умеет свое дело делать? Помню, на нашей улице жил татарин Фалихан — вот это сапожник! Вот это мастер! Его сапоги и туфли не знали износа, а смотрелись как игрушечки! А сейчас парнишка из «Рембыттехники» ко мне ходит неделю, холодильник не может починить. А недавно в химчистке плащ испортили. Скажите, куда подевались мастера своего дела? Почему так возрос непрофессионализм? Почему он стал невыгоден? Ведь там, где владычествует непрофессионализм, там снижается качество продукции — следовательно, падает качество жизни, ибо только мастерство служит естественной опорой морали. Гордость мастера не позволит ему даже пустяковую работу сделать спустя рукава. Уважение мастера к себе выливается в уважение к людям. Знаете, у меня вызрела тоска — тоска по гордости. Так хочется гордиться качеством всего русского — русского масла, русского сапога, русской науки. А что касается бачка — у меня он тоже течет. Повсюду течет. Вот куда утекают многие наши реки. — Пустынников даже рубанул воздух тяжелой ладонью. — Но какое обостренное социальное чувство — я имею в виду нашего молодого коллегу! Ведь не далее как час назад мы разговаривали о беде больших городов, подтопленных по причине скверной канализации! Если бы нашелся человек, который, пройдясь по всем квартирам, подсчитал, сколько течет неисправных кранов и бачков!