Мужские прогулки. Планета Вода - [107]

Так размышлял Данила, сидя на крылечке. Раньше он полагал, будто мирные его, текущие под уклон дни, осененные неспешным приятным размышлением, к которому понуждало его запоздалое любопытство к миру, будут покойны, безмятежны и заслуженно радостны, и не предполагал он, что иные мысли, оказывается, потяжелее любой потной работы. Отчего это приходят они, не дают спокойно спать, тревожат, саднят душу?

— Нокаут, — объявил Максим и ничком повалился на топчан для массажа.

— Не ври! — возмутился Антон. — Лентяй. Боксом так не занимаются. Боксом надо заниматься всерьез или не заниматься вовсе.

Он тщательно вытерся полотенцем и бросился рядом на мат. Они молча лежали в состоянии расслабленности и покоя.

Антон таки добился своего. Два часа назад закончилось заседание исполкомовской комиссии по делам несовершеннолетних, которую Максиму и Юльке необходимо было пройти, чтобы расписаться и после этого усыновить собственного ребенка. Даже Антон чувствовал себя измочаленным после такой комиссии — что уж говорить о Максиме! Когда они вышли на улицу и Антон увидел выражение лица парня, он понял: надо сейчас же, сию минуту что-то сделать, иначе с ним произойдет, может, даже непоправимое: Максим бросится на кого-то, повалит, начнет бить, кинется назад и подожжет райисполком или побежит сломя голову к реке и с моста ринется вниз. Антон небрежным жестом выбросил вперед руку с часами и постучал ногтем по циферблату.

— У меня вечером, понимаешь ли… это… свидание, поэтому едем на тренировку сейчас.

— Неохота, — вяло отозвался Максим, стоя на месте в расслабленной позе, но внутренне — Антон прямо физически ощущал идущие от него нервные злые токи — словно стиснутая пружина — и все поглядывал по сторонам, точно примерялся, точно готовился.

— Будешь пропускать тренировки, выгоню к чертовой матери! — жестко пообещал Антон и, не оглядываясь, твердо пошел к стоянке такси.

Он чувствовал: сейчас лишь непоколебимая решительность может сломить сопротивление Максима. И еще он верил в исцеляющую силу спорта. И действительно, парень молча побрел за ним. В такси они не сказали ни слова. И едва Антон отпер двери подвальной жэковской комнатенки, оборудованной им под спортзал, как, не предупреждая, без разминки, без переодевания, вне всяких правил провел серию быстрых коротких ударов. Одним из них он весьма сильно достал Максима. Тот, морщась от боли, с удивлением и обидой посмотрел на своего учителя и ответил правой прямой.

Почти с час Антон гонял партнера, пока не измочалил его вконец.

— Нокаут, — объявил Максим самому себе и ничком повалился на топчан, запаленно дыша.

— Упражнения на дыхание не отрабатываешь, — наставительно заметил Антон и бросился на старенький мат — довольный, почти умиротворенный. Нет, что ни говорите, спорт — это сила! Теперь он мог вспомнить исполкомовскую комиссию совершенно спокойно.

Антон сидел на комиссии со сложным чувством смятения, стыда, гнева, гордости и зависти. Присутствующие на комиссии педагоги и родители, как один, были настроены воинственно и возражали против брака Максима и Юльки. Они требовали объяснений мотивов такого неестественно раннего брака. «Если мы станем разрешать подобные браки, — заявили они, — то переженится вся школа».

Максим стоял перед комиссией внешне спокойный, но бледный. Комиссия отговаривала, укоряла, сетовала, возмущалась, стыдила, приходила в замешательство. Если бы на месте Максима находился Антон, он просто сгорел бы от стыда и наверняка давно бы проклял все на свете: и тот день и час, когда родился, и когда полюбил, и даже самое любовь. И это был бы не самый позорный момент в его жизни, потому что немногие смогли бы выдержать, выстоять на этом месте.

Хорошо, хоть Юльки не было: она занемогла, и ее отпустили домой. А Максим выстоял. И не только выстоял. Главное, он вынес все с достоинством.

Членами комиссии оказались в большинстве женщины. Усталые уже с утра, задерганные на работе, недовольные, что их отвлекали от важных производственных дел; иные сидели с хозяйственными сумками, откуда торчали толстогорлые молочные бутылки, острые носы морковок, подмокшие окровянелые бока бумажных пакетов с мясными антрекотами. Владельцы сумок незаметно поглядывали на часы — их головы были заняты больше мыслями о доме, чем судьбой стоящего перед ними тоненького не то парня, не то мальчика с упрямым и независимым выражением лица и этой своей неуместной независимостью раздражающе действовавшего на них. Среди членов комиссии присутствовало лишь двое мужчин. Сухонький, шустрый, востроглазый пенсионер с тонкими ядовитыми губами задал всего два вопроса, но зато раз десять, как бы не слыша ответа или не удовлетворяясь им: а кто будет за вас учиться, а на какие такие средства вы собираетесь жить? Эти вопросы не давали женщинам потерять бдительность и увлечься сочувствием к стоявшему перед ними мальчишке. Второй мужчина — средних лет, с длинным породистым лицом английского аристократа — упрямо не открывал рта в течение всего заседания, лишь упорно и пристально рассматривал Максима, точно не человек перед ним, а неодушевленный объект научного исследования.