Мужская поваренная книга - [7]

Шрифт
Интервал

За трапезой настороженно глядел на свою благоверную, отощавшую было за беззубостью на традиционных для неё в нашей семье постных ржаных сухариках, а ныне допущенную по болезни к уписыванию за обе щеки паштета «Нежность». Спрашивал её, узко прищурившись и сжимая крепко в кулаке двузубую вилку, о тайных ея перспективных мечтаниях на ближайшую полнозубую жизнь. Уточнял с пристрастием, не изменится ли её традиционное почтение и любовь к мужской домашней кухне.

Рыба вяленая и копчёная

Разнузданной оргии в честь юбилея басурманского интернета в нашей конторе, в основном специализирующейся на продаже двоичного кода доверчивым, наивным и неграмотным селянам, повелел быть!

По сему с утра приказал: семян подсолнечника на рабочих местах не лузгать, дрянь всякую, противнопахнущую, сегодня не жрать, костров в офисе для жарения наловленной по дороге на работу городской дичи не разводить и традиционную, расширяющую сознание сивуху, круто настоянную на карбиде, спозаранку не хлестать.

Ближе к обеду, прислонив к стеночке весь свой слабосильный коллектив, учредил строевой смотр. Внимательно сверяясь со списком, устроил перекличку. Придирчиво проверял чистоту ушей и хлестал жестоким глаголем за грязь под ногтями. Горько, до слёз, сокрушался изрядно потрёпанным внешним видом лихих членов вэб шайки. Читал въедливую лекцию о правилах хорошего тона в людных местах. Предупреждал закоренелых творческих клептоманов о жестоких и незамедлительных казнях, непременно на городской площади, за лихоимство. Остерегал лютыми репрессиями офисных варнаков от поедании пищи голыми руками прямо с прилавков в магазине.

Вызвал такси и тревожным голосом предупредил водителя о предстоящей поездке не как обычно в ближайший пивной гаштет, а неожиданно в даль далёкую, прямо к магазину «Тихий Океан». Желание побаловать себя и коллектив копчёной рыбкой да икоркой красной, зернистой, объяснял кочегару исключительно малопристойными жестами. С трудом скрепя сердце от названной стоимости поездки, зычно скомандовал грузиться в самобеглую повозку. Впереди стального лихо огнедышащего коня для вящей безопасности погнал самого выносливого мерчендайзера с двумя ярко-красными флажками в руках и пронзительной сигнальной дудкой в зубах.

Четко отбивая парадный строевой шаг, вошёл в магазин во главе плотного строя своих свирепых офисных паладинов. Оглядывая огромные магазинные пространства, наваленную горами рыбу, фрукты и прочие обильные съестные припасы от обуревающего меня восторга хорошо поставленным басом, громко и ритмично, декламировал всем Гоголя: «…так, що хоть бы в кишени було рублив и с тридцять, то и тогди б не закупив усиеи ярмаркы!»

У прилавка с копчёной рыбой, едва удерживая на прочной сворке рвущихся к еде оголодавших подчинённых, ревниво и настороженно наблюдал за двумя дородными и приличными с виду гражданами, стоявшими перед нами в дорогих пиджаках и галстуках. Солидные господа изволили вдумчиво и крайне неторопливо выбирать вяленую рыбку. Кивал понимающе головой. Оно, конечно да, дело выбора пищи серьёзности и обстоятельности требует от нас, потомственных кормильцев, необычайной. Чай, не девку-вертихвостку какую глупую себе в жёны шукаешь.

Кстати говоря, девка-то с ними уже была. Да только её к вопросу выбора рыбы не допускали, не иначе как по причине молодости и неправильного выбора пола при зачатии. Болезненно худенькая, она в гордом одиночестве свои драные джинсики печально тёрла у другого прилавка, с роскошными обсахаренными сухофруктами — дарами крайнего юга.

Шипя «Фу, фу!», делая страшные глаза, разрывался на части, бегая от рыбного ряда во фруктовый, дабы отогнать от прелестницы ударами безжалостного стимула своих диких нукеров, поклонников пирамиды Маслоу, нескромно перевозбуждённых одновременным созерцанием обильной еды и скромных женских прелестей. Тут же метался обратно и, вытянув шею, весь, вздрагивая от волнения, продолжал наблюдать за необычным и крайне занятным (прямо японский театр Кабуки в бравой трактовке стиля актёрами провинциальной глубинки) процессом выбора рибки.

Белолицая продавщица с нарисованным углём и суриком лицом в полупоклоне, прогнув слегка стан от почтения и явно задерживая от волнения дыхание, в обеих ладонях молча подавала одному из покупателей, тому, что постарше, с брюшком, побольше и посолиднее, лещика. Осторожно и бережно, как хрустального. Старший самурай так же бережно принимал его в сложенные лодочкой ладони. Скривив ломкой волной рот, он низко и как-то даже вывернув набок наклонял к лещику голову. Прищурив один глаз, другим медленно и внимательно он скользил вдоль всей рыбины, от хвоста к носу. Обсмотрев, гневно отрицательно качал головой и передавал леща обратно продавщице. Она медленно клала рыбу в витрину, брала следующую, и процесс повторялся снова и снова. Снова и снова…

Наконец многое время спустя два хвоста были выбраны. Жрица Меркурия клала их на листы коричневой упаковочной бумаги. После доставала откуда-то кусок стальной проволоки, необычно хитро свёрнутой в форме этакого скрипичного ключа, и засовывала длинной стороной лещу прямо, я извиняюсь, глубоко в анус.


Рекомендуем почитать
Облако памяти

Астролог Аглая встречает в парке Николая Кулагина, чтобы осуществить план, который задумала более тридцати лет назад. Николай попадает под влияние Аглаи и ей остаётся только использовать против него свои знания, но ей мешает неизвестный шантажист, у которого собственные планы на Николая. Алиса встречает мужчину своей мечты Сергея, но вопреки всем «знакам», собственными стараниями, они навсегда остаются зафиксированными в стадии перехода зарождающихся отношений на следующий уровень.


Ник Уда

Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…


Акука

Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…


Белый отсвет снега. Товла

Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.


Избранное

Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…