— С какого момента ты стал таким мудрым?
Он так переживал последние две недели. Обстоятельства вынуждали его кое-что осмыслить.
— С того момента, как я понял, что, когда падаешь, надо снова вставать.
Поддерживая за руку, он помог ей сесть в кресло-каталку и ждал, пока медсестра снова передавала ребенка Лори.
— Хорошо, поехали.
Сестра подняла вазу с красными и белыми гвоздиками, которые принес накануне Кэрсон. Лори еще утром раздала все цветы, но подарок Кэрсона хотела забрать с собой.
Она обернулась к нему, когда он выкатил коляску из комнаты.
— Спасибо, что приехал, Кэрсон.
— Я не мог не приехать. В противном случае ты бы взяла такси.
Они подошли к лифту.
Его ответ, как всегда, не устроил Лори.
— Почему ты не даешь мне сказать «спасибо»?
Он нажал кнопку первого этажа.
— Разве кто-нибудь способен не дать тебе говорить то, что ты хочешь?
— Ты пытался не один раз, — заметила она. Кнопки этажей зажигались и гасли, пока они не доехали до первого.
— Однако не помню, чтобы это закончилось удачей.
Двери лифта открылись. Кэрсон покатил коляску по длинному прохладному коридору, не глядя на указатели, ведущие к выходу. Он знал этот путь наизусть.
Его машина стояла у самых дверей.
— Кстати, — произнес Кэрсон, когда провозил коляску через электронные двери, — я сегодня останусь у тебя.
Лори уставилась на Кэрсона в молчаливом недоумении. Медсестра взяла ребенка у нее из рук. Она выбралась из коляски и уселась с помощью Кэрсона в машину. Пока не получила обратно дочку и машина не тронулась со стоянки, Лори не могла даже заговорить.
— Что ты имеешь в виду? — Должно быть, она ослышалась. — Останешься у кого и когда?
Кэрсону показалось, что он выразил свою мысль достаточно четко. Он взглянул на нее перед тем, как повернуть налево и влиться в поток машин.
— Ты принимаешь какие-нибудь лекарства?
— Не пытайся увильнуть, — предупредила она. — Что ты только что сказал перед этим?
Кэрсон нахмурился, когда его подрезала спортивная машина.
— То же самое, что я говорю сейчас. — Учитывая то обстоятельство, что он в машине был не один, он проглотил ругательство, которое было брошено ему водителем обогнавшего его авто. — Сегодня я остаюсь у тебя дома на ночь.
Подобное заявление было так не похоже на Кэрсона. Она усмехнулась: знает ли он о том, как это прозвучало?
— Не ожидала услышать от тебя такое.
Кэрсон снова посмотрел на нее, пребывая в уверенности, что она не могла иметь в виду то, о чем он думал. Чувствовать то, что он чувствовал. Лори — вдова его брата, она только что родила ребенка, а Кэрсон всего лишь тот парень, который всегда был рядом в трудное для нее время.
Не ее вина, что Кэрсон осознал все эти вещи так поздно. Что, помогая ей родить ребенка, он очень сильно изменился в своих привязанностях. Что ее оптимистичная, сильная личность наконец-то сломила те барьеры, которые никому не давали проникнуть в его душу. Это только его проблема, а не ее.
— Не ожидала? Ты в течение долгих месяцев ждала ребенка. Нет ничего удивительного в том, что в первую ночь тебе нужна будет помощь.
Кэрсон прав, подумала Лори. И все-таки он был последним человеком, на которого она возложила бы такую обязанность. Кэрсон продолжал ее удивлять.
— И ты хочешь в этом участвовать?
Он вырулил на основную магистраль. Здесь движение не было слишком оживленным, и их автомобиль двигался без затруднений.
— Похоже, ты забыла о третьем лице в машине, да?
Ну вот, только она объявила его милым, Кэрсон изменил себе.
— Это лицо слишком мало, чтобы поменять свой собственный подгузник, — сказала Лори.
Выражение его лица оставалось бесстрастным.
— А мама, похоже, слишком юна для того, чтобы сделать это за свою дочь.
Лори нахмурилась. Делая легкомысленные заключения, о ее поведении, Кэрсон пытается что-то скрыть от нее. Только что? Конечно, не то чувство, о котором она мечтала. Все возвышенные эмоции Кэрсона О'Нила были связаны с рождением девочки. Ничего другого не могло быть.
Пытаясь скрыть свою неуверенность, Лори использовала его же методы.
— Вообще-то я обучала женщин, как пеленать ребенка.
У нее были книжные знания, а у Кэрсона имелся реальный опыт.
— Куклу, — сказал он, — ты обучала их пеленать куклу. В жизни все не так. — Во-первых, с ребенком больше проблем, чем с куклой, подумал он, вспоминая о первых днях после рождения Сэнди. Он никогда не афишировал свое умение менять подгузники ребенку. Эти навыки шли вразрез с тем имиджем, который он для себя создал. С имиджем недоступного, сурового человека.
Она попыталась представить, как Кэрсон стоит с детской присыпкой в одной руке и грязными пеленками — в другой.
— И ты знаешь, как это происходит в реальности?
Выражение его лица не изменилось.
— Разве у меня нет дочери?
— Ты менял подгузники Сэнди?
Он с трудом сдерживал раздражение.
— Я что, говорю на иностранном языке?
— Почти. — Она знала, что Кэрсон не доверил бы, кому попало такую информацию о себе, и была и правда удивлена тем, что он выбрал ее. Это тронуло ее до глубины души. — Я просто не могу тебя представить с пеленками, вот и все. — Ее голос стал более серьезным и вдумчивым. — Наверное, я действительно знаю тебя не настолько хорошо.