Мужество любви - [214]

— По-моему, Фридрих Маркович, вы сгущаете краски, — сказал я. — Есть, к сожалению, худые картины. Но в целом-то наш кинематограф на подъеме?.. И потом, о партийном руководстве…

— Позвольте! — все более горячился Эрмлер. — О каком партийном руководстве вы говорите? Я имею в виду среднее, а не самое высокое. Там, наверху, наш генеральный штаб идеологической борьбы, там понимают и знают все досконально, а вот на министерских ступеньках, в главках, студиях считают, что они знают что-то, чего мы не знаем, что ежели мы ослушаемся — конец. Перестраховщики, трусы!.. Я не называю имен, есть там прекрасные человеки, речь веду о стиле руководства, о художественных советах, которые должны стать наконец душой студий, отвечать за чистоту и партийность наших картин!.. Ладно! — Эрмлер махнул рукой. — Вам, Борис Александрович, положено по должности защищать свое ведомство.

— Вы говорите, — не отступал я, — о бесцветности картин, разумея, конечно, их бессюжетность, идеологическую выхолощенность. А я подумал в связи с этим вообще о цветных фильмах. Почему у вас в плане на сорок девятый год мало цветных лент?.. Тут претензии надо предъявить к студии.

— К студии, к студии! — соглашался Эрмлер. — Между прочим, я помышляю о нашем ломоносовском фарфоровом заводе. Отчего бы и в самом деле не поставить картину о русском фарфоре, и именно цветную? Так нет сценария, нет заказов на него!

— Кто же виноват? Начальники? — съязвил я.

— Мы виноваты!

— То-то же!

— Фарфор, фарфор! — буркнул Прокофьев. — Ты бы, Фридрих, сделал цветную картину о большой любви, чтоб она вдруг не разбивалась, как фарфоровая чашка. Утраченную любовь нелегко вернуть!.. Что?.. «Запретная» тема? Ничего подобного! Вечная тема!

— Целиком согласен с тобой, Александр Андреевич! Мечтаю снять фильм о современных Ромео и Джульетте.

— Ты не мечтай, а создавай!

— Непременно сделаю! Ведь молодежь живет, жизнь идет своим чередом, люди любят, есть среди них очень даже красивые, с красивой душой, с красивой любовью. Мы многого не знаем о молодежи, не так у нее, будем откровенны, все благополучно по части любви и секса. Так что картины о возвышенных чувствах совершенно необходимы!.. Простите, подзывает Фадеев.

Эрмлер отошел.

— По-хорошему горяч и дьявольски талантлив! — сказал Прокофьев, глядя вслед Фридриху Марковичу. — Чуть не забыл! Аннушка просила передать тебе сердечный, подчеркиваю, сердечный привет.

— Спасибо. Передай и ей мой пламенный, подчеркиваю, пламенный привет! — весело проговорил я. — Как ей там живется?

— Отлично. В «Знании» — полная хозяйка. Сама обретает знания, других просвещает… Смотри, кто шагает к тебе с распростертыми объятиями! — Александр Андреевич указал на приближавшегося Саянова. — Передаю тебя в руки Виссариона Небелинского! — расхохотался он и, пыхтя, двинулся к стоявшим кучкой ленинградским писателям.

Саянов обнял меня за плечи, отвел в сторону.

— У меня, Боря, большая радость. Только доверительно! «Небо и землю» представляют на Сталинскую премию! — Он, довольный, выпятил губы, отчего коричневый кустик усов поднялся к самому кончику носа.

— Поздравляю, Виссарион!

— Еще преждевременно. Выдвинут и, гляди, задвинут! — Он легонько засмеялся. — Посидим в ресторане, не возражаешь? Выпьем стопку на земле за высокое небо нашей литературы!

Мы заканчивали свое недолгое застолье, когда стремительным шагом проходил мимо Фадеев, вытянув шею и устремив глаза вперед.

— Саша! — позвал Саянов.

Фадеев подошел к нашему столику.

— Большой вопрос поднимает Боря Дьяков: почему до сих пор не создан художественно-документальный фильм о Горьком?.. Ведь он прав!

— Интересная мысль! — Фадеев поспешно присел на стул.

— Рюмочку коньяка? — предложил Саянов.

— Маленькую только! — Фадеев тряхнул головой. — Так, говорите, фильм о Горьком? О всем его жизненном пути?

— Хотя бы о последних годах. Они насыщены знаменательными событиями: это поездка Алексея Максимовича по стране, сорокалетие его творчества, создание «Истории заводов и фабрик», ряд журналов, работа над «Климом Самгиным», Первый съезд писателей, встреча с Роменом Ролланом… Да мало ли еще богатейшего материала!

— Тот же Международный конгресс в Париже в защиту мира в тридцать пятом году, — вставил Саянов, склонившись над чашкой кофе. — Призыв Горького к борьбе с фашизмом… А воинствование Алексея Максимовича за чистоту русского языка?.. Неплохо бы включить сцену с незадачливым редактором-критиком, коего справедливо раздраконивает Горький за вкусовщину и неуважительность к русской народной речи. Не нравится, видите ли, редактору-критику то или иное слово, тот или иной оборот речи (они просто ему неизвестны!), а он их приказным порядком — долой! И корежит язык, боже милостивый! — Саянов заерзал на стуле.

— В общем, Александр Александрович, кинематограф располагает всеми возможностями для постановки фильма об Алексее Максимовиче. Черкасов создаст живейший образ!.. Вы, не сомневаюсь, заметили, у нас возникает школа художественно-биографических кинокартин. Уже на экранах появились хирург Пирогов, Мичурин, скоро выйдет «Академик Иван Павлов»… Успех большой. У зрителей нетерпеливое желание знать как можно больше о великих русских людях… К слову сказать, мы думаем и о том, чтобы создать художественные киноленты о Магнитке, Волховской гидростанции, Днепрогэсе, полные драматизма, трудовой героики! О Горьком — и слов нет! Тут шекспировские страсти!