Мужество любви - [215]

— Почему же ваше министерство до сих пор, так сказать, не ставит вопрос о горьковском фильме? — У Фадеева расширились глаза. — Мы поддержим! — Он поднял рюмку. — За общие наши успехи!

— Надо начинать с писателей, Александр Александрович. А министерство поддержит! Есть среди литераторов и кинодраматургов те, кто лично знал Горького. Их прямой долг заняться таким фильмом. С инициативой должна бы выступить кинокомиссия, как вы думаете?

— Вы правы, — согласился, вставая, Фадеев. — К сожалению, наша кинокомиссия дремлет!.. Мы к этому вопросу обратимся!

IV

В один из метельных февральских вечеров, вернувшись из министерства, я застал Веру крайне расстроенной.

— Борька! Когда же мы уйдем отсюда?.. Как мне надоели эти крашеные стены, низкие двери, шумливый коридор, общая кухня!.. Пенкину предоставили квартиру на Первой Мещанской, ты ведь тоже ушел из Цекамола, почему же тебе министерство не дает отдельную квартиру?.. Сегодня приходил управделами: скоро, мол, освободите площадь?..

— Все сбывается для того, кто умеет ждать, — успокаивал я Веру.

Все же на следующее утро, распаленный женой, я зашел к заместителю министра по кадрам Саконтикову. Он, как обычно, выглядел представительно: серый с иголочки костюм, накрахмаленная белая сорочка, умеренно яркой расцветки галстук, очки в золотой оправе. (Вообще надо заметить, что не только руководящие, но и среднего ранга работники министерства всегда были подтянуты, производили благоприятное впечатление своим внешним видом.)

— Николай Иванович, вы плохо заботитесь о кадрах.

— Откуда вы взяли? — На смуглом лице Саконтикова появился легкий румянец. — Вы, собственно, о чем?

— Как же! До сих пор я с женой пребываю в помещении ЦК комсомола. Сколько можно кормиться на «чужих хлебах»?

— Теперь вам квартиру отведет Союз писателей.

— При чем тут Союз? — не сразу понял я.

— Должен вам сказать… — Он сделал короткую паузу, провел рукой по аккуратно зачесанным светло-русым волосам. — Дело в том, что Фадеев попросил откомандировать вас в его распоряжение. Мы стали возражать, но Александр Александрович оказался настойчивым.

— Николай Иванович… ничего этого не знаю!

— Теперь знайте! Иван Григорьевич дал согласие.

— А меня спросили?

— Вам доверяют ответственное дело: надо поскорее убрать искусственные рогатки между министерством и Союзом писателей. Вы против?

— В таком случае…

— Сегодня же навестите Фадеева.

…Высокие кабинетные двери. Я остановился на пороге.

Александр Александрович встал из-за письменного стола. Здороваясь, весело впился в меня серыми с синими искорками глазами. Узкий в плечах, с большими «мальчишескими» ушами, прямым тонким носом, в темном костюме и цветной сорочке с изящно, повязанным модным галстуком, он показался мне в эту минуту моложе своих сорока восьми лет. Был день. В сумеречном кабинете, разделенном аркой, с тяжелыми шторами на трех окнах, книжным шкафом, кожаными креслами и длинным столом заседаний, горела под потолком люстра. От ее яркого света еще резче отливали чистым серебром рано поседевшие волосы Фадеева.

— Прошу! — Он указал на кресло. — Не люблю, знаете ли, смесь дневного и вечернего света!

Фадеев выключил люстру, раздвинул шторы на окнах, вернулся за письменный стол.

— В вашем лице хочу приветствовать нужного нам человека в аппарате правления.

— Признаюсь, Александр Александрович, для меня это приятно и неожиданно.

— То, что приятно — это хорошо. А неожиданность, коль она тоже приятна, должна радовать. Нужно, понимаете, энергично заняться делами кинокомиссии. Ее председателем, на место Евгения Габриловича, мы утвердили Константина Симонова, вас — заместителем. Вместе с Константином Михайловичем наметьте, пожалуйста, новый состав комиссии. Что главное? Систематически вовлекать писателей в кинематографию, так сказать, нацеливать их на генеральные темы. Поставьте вопрос и о фильме «Максим Горький».

— Беда в том, что большинство ведущих писателей и драматургов, я это заметил, работая в министерстве, холодновато, даже в какой-то мере пренебрежительно относятся к сценарию, как к жанру литературы третьего сорта.

— Да, — протянул Фадеев, припал головой к спинке кресла, смежил глаза, скривил лицо.

— Вам нездоровится, Александр Александрович?

— Печенка что-то гримасничает… Видать, держава в теле убывает… А что вы скажете относительно Вишневского, Вирты, Погодина, Корнейчука?..

— Радостное исключение! Пожалуй, можно добавить еще ряд имен.

— Мало, мало, — тихо произнес Фадеев из глубины кресла, тут же распрямил плечи. — Нам нужно, понимаете, сдвинуть, соединить два противоположных берега в одно большое творческое поле. Чтобы никакого, так сказать, водораздела! Короче говоря, обязанность Симонова и ваша — заключить между министерством и Союзом писателей, так сказать, договор дружбы, давать бой тем, кто придерживается позиций аполитичности в киноискусстве, формализма! Ох, как нам нужны фильмы о высоком и прекрасном! Это же наиглавнейшая задача реалистического искусства!

— С помощью Константина Михайловича, будем надеяться, удастся это сделать.

— Хорошо! Оформляйтесь в кадрах и за работу! Личные просьбы есть?