Мужчина на всю жизнь - [25]
По вечерам в теленовостях ползли вверх цифры — число безработных. Но они все, как один, работали сверхурочно, еще и еще. Никто не говорил об этом вслух, но в душе каждый надеялся сохранить таким образом за собой рабочее место. Да, все они видели, что строилось новое складское помещение. Видели, как освобождали место для новых станков, видели и сами станки — автоматы с электронным управлением. А затем однажды утром возле него остановился мастер: "Я попрошу вас зайти в отдел кадров".
Проходя через гостиную, он бросил взгляд на мебельную стенку. Внимательно пригляделся к этой разукрашенной под старину зазнайке. Внимательно пригляделся к иллюзии. К своей собственной иллюзии.
Отца своего он всегда воспринимал как явный анахронизм, фигуру девятнадцатого столетия, оставшуюся с тех времен, когда в отношениях между рабочими и предпринимателями не было ни права, ни законности. К этому неотесанному, шумному и неуемному верзиле Марион сразу же прониклась непонятной симпатией. Ее отец был водитель автобуса, тоже социал-демократ. Им приходилось все время держать обоих родителей на расстоянии друг от друга. Точнее, удерживать приходилось его отца, который то и дело порывался затеять спор с отцом Марион.
Когда гостиная была обставлена и повешены портьеры, они пригласили к себе Курта и Ингу, с остальными знакомыми они тем временем перестали общаться, да и с Куртом и Ингой виделись все реже. В лучших своих нарядах сидели они в этой комнате и были уверены, что вот так же живут судьи и врачи, коммерческие директора предприятий и крупные землевладельцы.
Неужели они тогда действительно верили, что от всех этих людей их отделяют разве что несколько марок в доходе, несколько квадратных метров жилья, несколько лошадиных сил в мощности автомобиля?
"Скоч" или "Бурбон"? Соленые палочки или печенье с сыром? Вино или пиво? Двое спокойных солидных мужчин сидели за этим столом, двое мужчин, считавших себя незаменимыми, двое мужчин, считавших себя безупречными партнерами администрации на своем предприятии, двое мужчин, считавших себя вполне независимыми.
Несмотря на зычный голос и неукротимый нрав, его отец всегда проигрывал в сравнении с водителем автобуса. Ну к чему сегодня опять ворошить прошлое, когда-то ведь необходимо подвести черту. А вы только поглядите, что творится в восточной зоне. Откуда же еще мы должны получить голоса, если не справа? Сейчас все далеко не так просто, как прежде. Обстоятельства давят на предпринимателей ничуть не меньше, чем на всех остальных. И разве мы не движемся вперед? Где мы были десять лет назад? Пять лет назад? Оно все делает правильно, наше партийное руководство в Бонне.
Вкрадчиво, отнюдь не агрессивно, взывая то и дело к разуму, этот тощий человек почему-то всегда брал верх в споре с горячившимся сварщиком с металлургических заводов Блома и Фосса.
Хайнц уставился на стенку. Этот леденящий холод, который стал расползаться по всему телу, когда мастер вдруг остановился рядом с ним, эта леденящая душу догадка, когда он поднялся в отдел кадров и получил конверт. Он тогда воочию убедился, что они могут отнять у него все.
Работу они у него отняли, а теперь отнимали жену. Он же не слепой. Марион теперь почти не бывала дома. И с недавних пор это была уже не только работа. После рабочего дня намечалось то профсоюзное собрание, то поход в кино с другими работницами, то немножко пива с Иреной. Все чаще и на все более долгое время она исчезала в том мире, куда ему не было доступа, куда он не мог даже заглянуть. Она будто заперлась в другой комнате. И не было двери, через которую он мог бы туда войти.
Порой он сидел в квартире и мучился от бессильной злости. Как она смеет так поступать. И почему он не в состоянии помешать ей. Еще сильнее, чем ее физическое отсутствие, задевала его происшедшая в ней перемена. Переживания, о которых он ничего не знал, люди, с которыми он не был знаком: почему она ни о чем ему не рассказывала? Какой она была там, с другими? Еще ни разу не повидав этой Ирены, он уже ненавидел ее.
Тем не менее он дал согласие, когда Марион захотела их познакомить. Ей так хотелось, чтобы Ирена понравилась ему. Так хотелось, чтобы он понравился Ирене. Почти весь вечер Марион одна поддерживала разговор. Марион старалась. Старалась изо всех сил. Они встретились в кафе в центре города, так сказать, на нейтральной территории. Очень скоро у Марион на щеках выступили красные пятна, и тем не менее, когда кто-то из двоих говорил, он обращался только к ней. Между Хайнцем и Иреной выросла стена молчания. Порой их взгляды встречались, но смотрели оба холодно и недоверчиво.
— Пошли, — сказал в конце концов Хайнц Маттек, — нам пора домой. — И, не дожидаясь ответа: — Кельнер, счет.
После этого замолчали все трое, и до выхода не было произнесено больше ни слова. На улице Ирена и Марион попрощались. Хайнц стоял в нескольких шагах. Он ждал. С Иреной он не попрощался. Когда ему надоело ждать, он повернулся и пошел прочь: если Марион собирается его догонять, пусть поторопится.
Мало того, она совершила еще один поступок, который вконец все испортил. Но дело было сделано и стоило немалых денег, а значит, умолчать об этом было нельзя. Как-то в воскресенье она предложила съездить за город, а когда он, как и следовало ожидать, не проявил никакого энтузиазма, достала из сумочки удостоверение — свои водительские права.
