— Доктор только что вошел в смотровой кабинет, — ответила экономка. — Он сказал, что вечером никого не примет — если это не срочно.
— Срочно, — отрезала Харриет.
Экономка удалилась и через секунду-две вернулась с сообщением, что доктор примет ее. С сердцем бьющимся в ушах и глоткой сухой, как кусок кожи, Харриет проследовала за экономкой через холл в аккуратный и чистый врачебный кабинет.
Филип только что вошел в кабинет, но уже с бесстрастным и отчужденным лицом сидел за столом.
— Что случилось? — спросил он, не поднимая глаз. — Если тебе нечего сказать по делу, нам лучше перенести встречу на другое время.
— Это по делу, Филип, — возразила она.
Экономка удалилась, дверь была плотно закрыта. Доктор Дрю поднял голову, и Харриет чуть не заплакала, встретив его будто раненый взгляд. В нем не осталось ни высокомерия, ни решимости, ни гордости… такой жестокой и невыносимой гордости.
— Правда? — спросил он.
Харриет преодолела разделявшее их пространство, остановилась прямо перед столом и увидела, что, Филип сидит перед чистым листом бумаги, держа ручку вверх ногами, так что при всем желании не может делать записей.
— Я сделаю все, что ты захочешь, Филип, — с полным смирением проговорила она. — Не важно, согласна ли я с этим… но сделаю! Всю мою оставшуюся жизнь я очень постараюсь выполнять все твои желания!
Не успела Харриет закончить, как доктор вскочил, обошел стол, схватил ее в охапку и расцеловал. После страстных и жадных поцелуев, от которых девушка почувствовала слабость в коленках и еще крепче прижалась к нему, Филип Дрю торжествующе воскликнул:
— Даже если это обман, я беру тебя в жены. Но ты говоришь правду! — Дрожащими пальцами доктор осторожно приподнял подбородок Харриет и заглянул ей в глаза. — Там, в «Фалезе», я подумал, что расстаюсь с тобой навсегда… но сейчас понимаю, что ошибся. Ведь твой мужчина — я, не так ли?
Она восторженно заверила:
— Всегда ты, Филип… всегда, всегда!
— И я очень похож на своего предка?
— По-моему, между вами ни малейшего сходства.
Филип Дрю прижал девушку к себе. Он гладил ее волосы и с недоверчивым восхищением нежно касался щек.
— И если я попрошу тебя больше не возвращаться в «Фалез»… ты не будешь против?
— Разумеется.
Филип разразился торжествующим смехом. Но затем триумф в его глазах исчез, и он уже чуть цинично обратился к Харриет:
— Моя дорогая, думаю, ты станешь образцовой женой и уже усвоила пару правил. В твоих руках я ничто. Делай со мной что хочешь. Но только до тех пор, пока не противоречишь мне! А теперь — как мы поступим с «Фалезом»?
— Как ты с ним поступишь?
Доктор Дрю улыбнулся и погладил девушку по щеке.
— Скажи Гэй, пусть оставит его себе… и деньги тоже! Помнишь, о чем мы говорили днем? Ты со мной тогда согласилась.
Харриет молча потерлась щекой о лацкан его пиджака и прошептала:
— Ты прекрасно знаешь, что я согласна, дорогой. У меня такое чувство, что я теперь всегда буду с тобой согласна.
Гэй следила за их возвращением в дом из окна библиотеки. Она подготовила для будущего зятя хорошо отрепетированную покаянную речь, но обнаружила, что зря старалась. С трудом переводя дыхание, Харриет с ходу спросила:
— Как насчет бутылки шампанского? По-моему, в погребе есть какое-то.
Глаза Гэй встретились с глазами Филипа. Темные и фиалковые глаза нехотя улыбнулись друг другу.
— Праздник? — осведомилась Гэй. — Тогда, мои дорогие, все, что есть в доме, — ваше.
— На сегодняшний вечер, — договорил за нее Филип. — Все шампанское мы не выпьем и оставим вам, наслаждайтесь в свое удовольствие.
— Ты на самом деле умная девушка, Харриет, — шепнула Гэй на ухо сводной сестре.
