Муж, любовник, незнакомец - [115]

Теперь она была дома, в безопасности, как в игре в пятнашки: добежала до «домика», и никто к ней не прикоснулся. Софи весь вечер убеждала себя в этом. Она уже дважды обошла весь свой дом, проверила все замки на окнах и дверях, убедилась, что все засовы и цепочки закрыты. Блейз неотступно следовал за ней. Но когда все было проверено, все занавески и жалюзи опущены, на нее нахлынуло чувство одиночества.

Она не могла припомнить, когда еще чувствовала себя такой покинутой и одинокой, как сейчас, в этой кухоньке величиной с коробку из-под туфель. Даже когда исчез Джей и Ноя поместили в клинику, оставались люди, которых она любила, которым доверяла и к которым могла обратиться, — семья, потому что она всегда воспринимала Бэбкоков как свою семью. В значительной степени они и были ее семьей — единственной в ее жизни семьей.

Теперь она не доверяла никому. Господи, как это грустно.

— Никому, кроме тебя, Блейз. — Она встала на колени и обняла пса. Пустота внутри была такой невыносимой, что Софи прижалась к собаке всем телом и зарылась лицом в теплую рыжую шерсть. — У меня будет ребенок, — прошептала она, и каким-то чудным образом слова эти, произнесенные вслух и обращенные к ласковому подрагивающему животному, впервые обрели реальный смысл. — Ты можешь в это поверить, Блейз?

Реальность предстоящего события ошеломила ее. Софи отпустила пса и, сидя на корточках, прижала ладони к животу. Сколько же она ждала его, своего собственного ребенка! Тем более ребенка, зачатого от Джея, от любви. Это должно было бы стать самым радостным событием, а вместо этого повергло ее в отчаяние. Ей нужен был друг, и единственным, кого она могла считать другом, оставался Клод.

После того случая с нападением на нее он оставил на ее автоответчике сообщение: она может звонить ему в любое время, он всегда на месте. Софи черпала в Клоде утешение и силы в тяжелый период своей жизни, но он значил для нее гораздо больше, и ей казалось жестокостью втягивать его во все это. Несмотря на страхи, связанные с отцом ее будущего ребенка, было совершенно очевидно, что ее чувство к Джею Бэбкоку не угасло и возвращаться к Клоду она не собирается. Нет, она не имеет права обременять его своими заботами.

Пес ткнулся носом ей в ногу и тихо заскулил, он хотел привлечь ее внимание.

— Нас только двое, Блейз, ты и я, — прошептала Софи.

Она снова поднялась па колени, чтобы почесать пса — он любил это больше всего. Начав с ушей, она машинально взглянула в стеклянную дверцу микроволновой печи, теперь это уже вошло у нее в привычку. Кухонька была такой маленькой, что Софи видела себя в этом «зеркале» отовсюду, где бы ни стояла. На сей раз картинка оказалась неутешительной: красный нос, заплывшие глаза-щелочки. Она скорчила рожицу и шумно шмыгнула носом — Блейзу это показалось ужасно забавным. Он поднял хвост и с восторгом облизал ей лицо.

— Ох, спасибо, что умыл, — сказала Софи, готовая разрыдаться так же, как тогда, в морском домике, после того как они с Джеем предавались любви, — такой несчастной она себя чувствовала, но стоически терпела радостные слюнявые облизывания Блейза, лишь зажмурила глаза, когда он принялся за нее всерьез.

— Если ты не прекратишь, мне действительно придется идти умываться, а то и ванну принимать.

В тот же вечер позднее, благоухая следами блейзовой любви и понимая, что ей все равно не заснуть, Софи отправилась в ванную. Все, что ей сейчас было нужно, — это флакон пены для ванн, несколько ароматических свечей и какая-нибудь романтическая сага, которая помогла бы ей забыться. Но все, что ей удалось найти, — это мыльная пена «Мистер Бабл» и несколько комиксов о чудо-женщине. Вместо ароматических свечей пришлось довольствоваться ночником «Пакахонтас» или фонариком Мишки Бэнджи, а в качестве успокоительной музыки слушать пластинку для преподавателей детских садов с фортепианным сопровождением песенки «У Мэри был ягненок».

Софи ровной струей вливала в поднимающуюся воду пену для ванн и смотрела, как чудесным образом над водой начинают клубиться белые пенные облака. Аромат пены оказался неожиданно приятным. Это, конечно, не «Кэлгон», но для загнанной беременной тридцатилетней бедняжки и он райское наслаждение. Она не могла дождаться, когда сможет залезть в ванну, лечь, закрыть глаза и притвориться, будто мир вокруг стал на время безопасным местом.

Софи поднялась с колен, скинула махровый халат и рубашку, но чувствовала себя по-прежнему неважно. Джей не хотел, чтобы она одна возвращалась к себе. Он так настаивал, что Софи пришлось сказать, будто без этого она ни за что не сможет успокоиться и отдохнуть. Джей желал, чтобы она осталась и они бы обсудили свои проблемы, но когда она напомнила ему, что эмоциональные потрясения вредны для ребенка, которого она носит, сдался и позволил ей уйти.

Выражение его лица, когда она уходила, поразило ее до глубины души. Он злился, что она уходит, идет наперекор его требованиям, но это не могло скрыть еще одного чувства, которое он явно переживал, — мучительной боли. Эта боль тронула Софи, но его гнев заставил ее бежать. Если он испытывал боль за ребенка, она могла это понять. Но в глубине сознания шевелился страх, что это нечто иное.