Musica mundana и русская общественность. Цикл статей о творчестве Александра Блока - [34]
Вполне естественно, что поэты, писатели и критики, выступавшие с антисемитских позиций, в немалой степени сосредотачивали свое внимание на «еврейском вопросе» в культурной сфере, то есть в своей собственной сфере деятельности, интересов и т. п. Иными словами, подобные тексты артикулировали негативную реакцию на еврейское присутствие в культурном поле, моделировали культурное пространство как пространство Rassenkampf’а, расовой борьбы, расового конфликта – например, в «Эстраде» Эмилия Метнера или в «Штемпелеванной культуре» Андрея Белого. Нетрудно предположить, что эта ситуация заставляла модернистов-антисемитов обращаться прежде всего к той топике обширной юдофобской литературы, которая была соотнесена с проблематикой творчества в культурной сфере, и использовать восходящие к текстам Рихарда Вагнера, Эдуара Дрюмона, Хьюстона Стюарта Чемберлена и пр. представления о творческом бесплодии еврейства[202], его расовой чуждости и враждебности арийской культуре, опасном привнесении евреями неарийских компонентов в культурное пространство Европы и т. п.
В данном случае особое значение начинает приобретать сам конструкт «культуры», что отчетливо видно в деятельности московских символистов, группировавшихся вокруг издательства «Мусагет», – центральным понятием, при помощи которого артикулировалась программа новой издательской антрепризы, стал явившийся результатом немецкого интеллектуального импорта концепт «культуры», «идея европейских культурных ценностей в целом, ценностного синтеза искусства, литературы, науки, философии» [Безродный 1999: 165]. Детерминированность культурных ценностей расовыми истоками ясно проговаривалась главным редактором «Мусагета» Эмилием Метнером, как в частных беседах и переписке, так и в его критических статьях о музыке – например, в уже упоминавшейся «Эстраде» или статье о Ференце Листе [Метнер 1912]. Довольно отчетливо расовую составляющую творчества культурных ценностей выделяет и Андрей Белый в статье «Проблема культуры», которой открывается сборник его теоретических текстов «Символизм» [Белый 1969: 3, 5-6]. В этом смысле совсем неслучайно, что в намеченном Метнером плане будущего издательства (одним из предварительных названий которого была именно «Культура»[203]) изначально, уже в 1907 году, наряду с классическими текстами, репрезентирующими важные вехи европейской культуры («Поэтика» Аристотеля, «Наука поэзии» Горация, «О народном красноречии» Данте), фигурировала небольшая книжка Чемберлена «Арийское миросозерцание» [Лавров 2005: 94], изданная «Мусагетом» в русском переводе в 1913 году. Иными словами, «культура», на которой строилась мусагетовская программа, по всей вероятности, понималась ее создателями как «арийская культура», а задача издательства виделась как пропаганда и защита арийских культурных ценностей от расово чуждых вторжений[204], прежде всего – от «интернациональной псевдокультуры» «юдаизма» [Безродный 1998: 128; Безродный 1999: 167].
Расовый смысл программы московского «Мусагета» был вполне понятен петербуржцу Александру Блоку и, очевидно, созвучен его собственным настроениям. Осенью 1912 года в Петербурге Михаил Терещенко при тесном сотрудничестве Блока создает ориентирующееся в значительной степени на символистскую продукцию издательство «Сирин». Блок пытается наладить контакты между «Мусагетом» и петербургским издательством; в письмах поэта москвичам-мусагетовцам расовый момент предстает важной составляющей новой петербургской издательской инициативы[205]. Так в письме Эмилию Метнеру от 5 декабря 1912 года Блок писал:
«Думаю с радостью о заключении дружбы между двумя дорогими для меня союзами, которые преследуют разные цели, но стоят под одним арийским знаком» [Фрумкина, Флейшман 1972: 392], ср. также письмо Блока Андрею Белому от 7 декабря: «Верь мне о „Сирине“; реально о нем: 1) это – дело, обещающее стать большим арийским делом» [Белый, Блок 2001: 478].
В том же декабре 1912 года помимо эпистолярных деклараций о расовом смысле нового культурного начинания Блок пишет статью, в которой публично и недвусмысленно высказывает свою точку зрения на «еврейский вопрос» в культурной сфере. В этой статье мы сталкиваемся с конструктами, которые играли немаловажную роль в обсуждении «еврейского вопроса» на рубеже веков. Анализ этих культурных конструктов в творчестве Блока и станет предметом данной главы.
История публикации статьи Блока «Искусство и газета», появившейся в первом номере газеты «Русская молва» в декабре 1912 года, хорошо известна (см. комментарии Д. М. Магомедовой в [Блок VIII, 445-447]). Напомню тем не менее некоторые обстоятельства, существенные для проблематики, затронутой в настоящей главе. Прочитанная в редакции газеты автором и предполагавшаяся в качестве «программной» для только что созданной «Русской молвы», «антигазетная» статья Блока вызвала резкие возражения одного из соредакторов и члена ЦК кадетской партии Ариадны Тырковой-Вильямс. О характере своих возражений Блоку Тыркова рассказала в двух мемуарных очерках, опубликованных уже в эмиграции. В мемуарной статье «Беглые встречи», написанной в августе 1921 года, сразу после смерти поэта, Тыркова так изложила эпизод с блоковской статьей:
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.