Мурманский сундук - [26]

— Пока ноги ходят, приду. А то ровно бирюк живу.

— Ну какой бирюк, — возразил Николай. — У вас по соседству тётка Вера. — Он знал эту больную пожилую женщину. — Вдвоем всё веселее.

— Зайду на досуге, — ответил Геронт.

В этом году Геронт дважды навещал Воронина. Первый раз в середине лета. От Дурова до хутора, где жил Геронт, было километров пять напрямик, а если по дороге, которая то спускалась в овраги, то поднималась на взгорки, то обходила топкие места или вообще непролазные глубокие ямы, хватило бы и на двенадцать. Геронт зашёл после полудня, когда солнце вовсю припекало. На шее у него было привязано лукошко на широкой лямке, полное земляники, которая уже отходила.

Николай был дома и вышел встретить старика. При виде его Геронт заулыбался:

— А я иду и думаю: «А вдруг не застану, может, по ягоды ушёл, ягод у нас в нонешнем году пропасть как много». Вот и хорошо, что застал.

— Я сходил раза два, — сказал Николай, приглашая Геронта в дом, — купил песку, сварил варенья на зиму, мне хватит, а больше недосуг ходить — всё натюрморты пишу. Говоришь, ягоды ещё есть в лесу? — Он посмотрел на красные земляничины, горкой выпирающие из лукошка. — Может, схожу. Запас кармана не тянет.

— Да полно тебе! Я дам ягод-то, — отозвался Геронт. — Ты знай работай. Я вдругорядь схожу. Чего мне дома делать…

— Брось ты, дед Геронт. Сам схожу. Мне самому интересно. Люблю я это дело — что грибы собирать, что ягоды. Да и глаз от холста отдохнёт, а рука от кисти. Проходи в дом!

— А ты рисуешь, значит, — сказал Геронт, входя в дом и оглядывая множество картин, висящих на стенах. — Это как увлечение или за это деньги платят?

— Сначала было увлечением. А теперь этим ремеслом на жизнь себе зарабатываю.

— Да, Николай. Жизнь пошла тяжёлая, — вздохнул Геронт, присаживаясь на поданный табурет. — Не знаешь, как и чем заработать. Пока жена была жива, мы коровёнку держали, овечек, огород большой был, чего только в нём не росло, в город лишку отвозили, тогда автобус мимо нас ходил. Теперь мне одному это не под силу тянуть, годков-то много. Вот козу пока держу. Сена накашиваю на неё вдосталь, и высушу, и скопню и на двор уберу. И веников этой короедке тоже хватает, не ленюсь принести. И молочко козье пью, так что с голоду не умираю. А без подсобного хозяйства и не знаю, как жил бы… Ты молоко козье любишь, Николай?

Николай покачал головой:

— Не-е. Предпочитаю коровье…

— А я уважаю. Хочешь принесу?

— Да брось ты, дед Геронт. У меня тоже огород есть, только козы нет, да мне и некогда с ней заниматься…

— Не заскучал в деревне-то? — спросил Геронт.

— В городе теперь не веселее…

— Эк-хе, — крякнул Геронт. — Плохо без жены. Помню я твою… Красивая… Я‑то старый, а ты молодой, жениться тебе вдругорядь надо.

— Замены ешё не нашёл, — усмехнулся Воронин.

— Узнаю наши места, — воскликнул старик, указывая на одну из картин, и меняя тему разговора, так как понял, что беседа о женитьбе не очень приятна хозяину.

— А‑а, — подошёл к картине Николай. — Это наша Спасская церковь, такой она была до реставрации.

— А вот это, — ткнул пальцем Геронт в другую картину, — бугор, что за кладбищем — красивое место…

Николай быстро разжёг под треножником щепок и поставил на него чайник. Геронт не стал отказываться от чаепития. Просидели они за разговором больше часа, и Геронт стал собираться на хутор, отсыпав Николаю пол-лукошка земляники.

— Не отказывайся, — махнул он рукой. — Когда ты сходишь! А ягода отходит, осыпается.

— Спасибо, дед Геронт!

— Не за что.

— За то, что зашёл, навестил. Развеял скуку.

— Одному, конечно, неповадно. А ведь я по делу зашёл. — Геронт внимательно посмотрел на Воронина, снова присаживаясь на стул..

— Говори, какое дело?

— Ты бы заехал ко мне на хутор. У меня иконы есть, несколько штук, посмотрел бы… Приноравливается к ним тут один дачник. Просит продать. А я в них толку не знаю. Образ он и есть образ.

— Какой разговор. Приеду, — согласился Николай. — Я бы тебя сейчас до хутора довёз, да движок не заводится — смотреть надо. Ты не обессудь.

— Сам дойду потихоньку, полегоньку. А ты заезжай. Я вот только если в лес отойду, а так всё время дома, козу пасу. После обеда дома всегда…

— Договорились. Машину сделаю и приеду.

— Буду надеяться, — проговорил Геронт и, выйдя из дома, направился через поле на тропинку, ведущую на хутор.

Николай дня через три починил машину — барахлил карбюратор, и решил съездить к Геронту. Ему хотелось и обрадовать старика, что приехал посмотреть иконы — уважил старого человека, и самому отвлечься от повседневных забот, создать себе выходной день. У него в запасе была поллитровка, её он и прихватил, чтобы не ехать с пустыми руками.

Когда он приехал на хутор, Геронт был дома и обрадовался гостю. Заслышав шум мотора, вышел к палисаднику, приложил руку ко лбу, и, загораживаясь от солнца, смотрел, кто приближается. Узнав «Запорожец» художника, вышел на дорогу. Из своего дома выбежала тётка Вера. Вдвоём они подошли к машине и смотрели на Николая как на какого-нибудь инопланетянина, нежданно спустившегося с небес.

Тётка Вера тут же ушла, узнав, что никаких новостей Николай не привёз, а заехал по делу к Геронту, а старик повёл гостя в дом, поставленный на месте сгоревшего хозяйского. На хуторе Николай не был давно, и ему здесь было интересно. За домом он увидел полдюжины яблонь, раскинувших кроны над скошенной луговиной, несколько добротных ульев, стоявших под ними и накрытых от дождя кусками жести с надвинутыми на них кирпичами. Чувствовалось, что хозяином Геронт был рачительным: всё у него было починено, прибрано, аккуратно обрезано или подстрижено. У двора лепилась к углу пустая конура, потемневшая от дождя.