Мудрецы Талмуда - [3]

и рабби Акива. Ѓилель был удостоен столь же удивительного долголетия, как Моше-рабейну. Он дожил до ста двадцати лет [10]. Долголетие свидетельствует о широте сферы деятельности обоих мужей. И тот и другой, каждый в свою эпоху, были столпами, на которых зиждилось здание еврейства. Цепь еврейской традиции, протянутая через обе судьбы, приобрела новый облик. И ее влияние сказалось не только на современниках, но сохранилось и в последующих поколениях. Ѓилель занял настолько прочное положение в народном сознании, что ореол великого предка еще долго осенял преемников наси. Несомненно, некоторые из них сами были величайшими людьми своего времени. Но и они, как дерево из корня, черпали силу из славного происхождения.

Славу Ѓилелю принесло его безграничное человеколюбие. Каждый человек, согласно воззрениям Ѓилеля, уникален в своем человеческом предназначении, и потому его существование обладает абсолютной ценностью, не зависящей ни от чего внешнего. Эта концепция нашла лаконичное выражение в знаменитом изречении Ѓилеля: Ненавистного тебе не делай ближнему [11]. В своем изречении Ѓилель негативно сформулировал заповедь Торы Возлюби ближнего своего как самого себя (Ваикра, 19:18). Смысл негативной формулировки в том, что уникальность человека требует от нас подходить к каждому с его собственной меркой. Не следует мерить ближнего тою же меркой, какой мы мерим самих себя. Придя к такому убеждению, Ѓилель умел разговаривать с каждым на его языке — даже с иноверцами, считаясь с особенностями и слабостями любого человека.

Мудрецы так истолковали слова Торы Открой ему руку твою и ссуди его по мере нужды его, в чем будет его нужда (Дварим, 15:8) — ссуди ему даже верхового коня, даже слугу, чтобы бежал впереди [12]. Рассказывают, что это правило Ѓилель соблюдал настолько педантично — не отказывая ближнему ни в лошади, ни в слуге, — что однажды, когда не нашлось кого послать в качестве глашатая, он сам бежал впереди всадника, ехавшего на одолженном у него же коне, предупреждая прохожих о приближении знатного господина. Этот поступок, помимо скромности Ѓилеля, иллюстрирует то, насколько высоко он ценил человеческое достоинство. Уважение окружающих, по мнению Ѓилеля, может оказаться необходимым какому-то человеку даже больше, чем хлеб насущный. Сам Ѓилель жил на медные деньги, отказывая себе во всем ради изучения Торы. Но это не мешало ему сознавать, что другие бывают устроены иначе. Смиренный и кроткий до такой степени, что за всю жизнь никому не удалось вывести его из себя [13], Ѓилель понимал: душевный покой человека, его духовное благополучие, иногда требуют, чтобы впереди бежал слуга, возглашающий, что некто — муж именитый и знатный — сейчас проедет по улице.

Воззрение Ѓилеля на уникальность и самоценность индивидуального человеческого бытия отражается в его подходе к ѓалахическим вопросам. Этот подход в значительной мере унаследовали его ученики, мудрецы Дома Ѓилеля. Подход к решению ѓалахических проблем, характерный для школы Ѓилеля, не обязательно выражается в ѓалахических постановлениях общего порядка. Отличие легче заметить, когда дело касается частных проблем. Школа Ѓилеля проявляет больше гибкости, готовности считаться с ситуацией. Для этой школы не характерно прямолинейное и непреклонное следование истине, она не игнорирует постоянно возникающие аномалии, искажения, человеческие странности, с которыми готова считаться.

Существует множество историй, свидетельствующих о необычайной кротости и терпимости Ѓилеля [14]. Вместе с тем многие его высказывания и поступки окрашены мягким юмором. Ѓилель подмечал в людях, в их словах и делах смешное и трогательное. Чувство юмора позволяло ему не относиться к происходящему с чрезмерной серьезностью. Этим отчасти объясняется терпимость Ѓилеля. Человек, взявшийся позлить его на пари, выбрал час перед наступлением субботы, когда ни у кого нет времени на праздные разговоры. Однако Ѓилель разочаровал насмешника: он не только доброжелательно выслушал шутовские вопросы, но с мнимой серьезностью дал на них ответы, которые, несмотря на колкости и юмористический тон, содержат весьма здравую идею: люди способны приспосабливаться к различным условиям существования. Более того: насмешнику, побившемуся об заклад, что сумеет разозлить Ѓилеля, наверняка не было известно о способности мудреца видеть людей насквозь. Ѓилель, конечно, разглядел истинную подоплеку вопросов. Он понимал, что цель спрашивающего — вывести его из равновесия. Своей невозмутимостью мудрец наносит досадившему гостю ощутимый моральный урон, и, несомненно, делает это намеренно. Скромность и праведность Ѓилеля покоятся отнюдь не на наивном простодушии. Мудрецу свойственна проницательность, а порой и веселая ирония.

Трактат Пиркей Авот [15] сохранил многочисленные изречения Ѓилеля. Эти изречения, каждое в своей сфере, образуют основы еврейского восприятия мира. Собранные вместе, они создают образ мудреца. О характере и взглядах Ѓилеля, об особенностях его сложной личности свидетельствует, с одной стороны, безоглядная преданность заповедям, запечатленная в историях о необычном поведении Ѓилеля в Храме